Глава 9
Один в родном мире
Пробуждение было болезненным… Тупая пульсирующая боль в висках непрерывно то, утихая, то, разгораясь острыми толчками, отдавала в шею и плечи. Тело, онемевшее, пронзаемое тысячами колючих всепроникающих щупалец холода, не желало оживать. Громоздкое свинцовое покрывало слабости плотно окутывало сознание, начинающее слабо, но настойчиво воскресать. Как маленький росток, тянущийся к солнцу, всеми своими силами, рассудок стремился вынырнуть из мглы, окутавшей подсознание… Выметнувшись из небытия, он расцвел в голове ослепительным огоньком, даря всему телу радость жизни.
Медленно, чтобы ненароком не повторилась та жгучая резь в глазах, Саша приоткрыл веки. Сквозь мутную полупрозрачную плёнку, которая обычно обволакивает слизистую оболочку глаза после сна, он ничего не увидел. Что-то мешало видеть нормально. Моргнув несколько раз, подняв машинально правую руку, чтобы протереть глаза, он наткнулся пальцами на что-то твердое и полукруглое. Сквозь перчатку, одетую на руку, невозможно было определить предмет, мешающий обзору. После нескольких неудачных попыток снять кольчужную перчатку, которая казалась с пуд весом, с ослабевшей руки, Ксандр оставил это сложное дело. Собрав все немногочисленные силы, он попытался рывком приподняться на правый локоть. Тупая молниеносная боль растеклась по безвольно лежащему телу. Ничего не получилось. Решив немного передохнуть, принц снова провалился в тяжелый болезненный сон…
Он проснулся разбуженный ярким тёплым светом, пробивающимся сквозь закрытые веки. Открыв глаза, обнаружил, что его взору больше ничего не мешает, увидел серое небо с плывущими по нему тёмными облаками. Солнечный свет, так тепло его пробудивший, вернулся к далекому солнцу, заслонённому наползшей громадой тучи.
Медленно повертев головой, чем вызвал новый всплеск боли, Саша обнаружил, что лежит в небольшом сугробе, а вокруг него, насколько хватало взгляда, никого не было. Ни Криса, ни варгов, ни Альдора, никого… . Только тёмно-серые, почти чёрные, кажущиеся мёртвыми, деревья. Судя по покрывалу из пушистого снега, на дворе стояла зима. На фоне тёмных деревьев-мертвецов снег казался еще более ослепительно белым; и каждый раз, когда туча-тюремщик выпускала одинокие солнечные лучики на прогулку, снежинки переливались в их свете всеми цветами радуги.
Оторвавшись от завораживающей картины, Саша по-весеннему одетый, ощутил дикий холод во всём своём уставшем теле. Осмотревшись повнимательней, ища опоры, чтобы подняться из плена холодного сугроба, его взгляд наткнулся на охотничью сумку, которую он всегда брал с собой в их с Крисом походы. Стоп! Только сейчас до него стало доходить — он же один! Совсем один! В угрожающе тихом незнакомом лесу и рядом никого! Попытки позвать своих друзей увенчались провалом. Никто не откликнулся на его скорее полухрипы, чем крики.
У него получилось сесть. Щит, висевший сзади, безжалостно отдавил всю спину. Кажущаяся когда-то невесомой броня сковала и так уже неповоротливое тело. Но Саша не торопился снимать её: во-первых, кто знает, в какой местности он оказался, где гарантии, что на него никто не нападёт? А во-вторых, сняв броню, он рисковал, оставшись в одном поддоспешнике, уже окончательно околеть на безжалостном холоде. Щит был с удовольствием снят со спины. Поставив его на ребро в сугроб, юноша, опираясь всем телом, сделал усилие, чтобы подняться. Хотя тяжесть доспехов тянула вниз, ему всё же удалось встать на ноги. Неизвестно, от чего больше пробегали волны дрожи по телу — от перенапряжения или от дикого холода.
Стуча зубами и ёжась, Саша подслеповато, как старик, огляделся вокруг ещё раз. Справа от него в снегу лежал его шеттир. Часть лезвия клинка, обнаженное из ножен, приветливо сверкнуло в вырвавшемся на мгновение из заточения, солнечном луче. Это даже подбодрило.
Принц, шатаясь, доковылял до меча и опираясь на поставленный ребром щит, поднял его. Разогнулся. В глазах от резкого подъёма заиграли разноцветные зайчики. Совладав с головокружением, Саша обнажил клинок. На всякий случай, чтобы никто ни застал его врасплох. Конечно, в таком состоянии он не является противником даже, наверное, и маленькому ёжику. Но рукоять шеттира, ставшего за эти дни таким родным, по крайней мере, создавала махонькую иллюзию безопасности.