— Я сегодня за старшего, помню-помню, — пропыхтел Тоби жизнерадостно, подошёл к расписанию, написанному мелом на чёрной доске, и поставил напротив своего имени галочку. — Чур мне будет шестьдесят лет!
И тут же превратился в ещё более толстого и жизнерадостного пожилого некроманта в чёрной длинной одежде.
— Что на завтрак?
Нет, и от этого не приходилось ждать пояснений о неприятностях! Впрочем, Тобиас и неприятности несовместимы по любому календарю — он слишком ленив и благодушен, особенно в конце лета, в это безмятежное время года!
— А где Теренций?
Мать ещё раз обвела семью, собравшуюся за столом, беспокойным взглядом. Интуиция редко подводила её. Раз тревога бередила сердце — стало быть, что-то не в порядке.
— Да как всегда где-то скачет. По лесам и по полям, — сказала приёмная дочь Матери Некромантов, Хелли.
— Ндай, мальчик большой уже, пусть поскачет, — хмыкнула другая дочь, Анда.
Она долго жила среди дикарей, была шаманкой и воскрешала туземцев. Поэтому говорила с гортанным акцентом и странными словечками.
Все занялись едой. Мать, разложив по тарелкам рисовую кашу с изюмом и выставив посередине стола большое блюдо со свежими плюшками, села и налила себе вторую чашку кофе. Вкус гари в нём оказался настолько сильным, что она выплеснула кофе на стол.
Вот тут и вошёл Теренций. И с ним незнакомый человек, сутулый и скособоченный. На голову он, несмотря на жару, натянул капюшон чёрного плаща.
— Раздолбаев в семье прибавилось, — как бы между прочим сказала Анда.
— Я есть Альфа и Омега, я есть начало и конец, — пробормотал своё странное приветствие Омегыч.
— Мам, это Омегыч, и ему нужна помощь, — сказал Теренций. — Он мой товарищ, последний из огнемагов, алхимик и некромант.
На голове Омегыча, портя хороший, почти новый плащ, вспыхнули язычки синеватого пламени. Он виновато вздохнул и потушил его рукой.
— Во время завтрака я не признаю никаких забот, а тем более — товарищей, алхимиков и так далее, — строго сказала Мать, вытирая кофе со стола.
При первом же взгляде на скособоченного огнемага она поняла, почему пахло гарью. Теперь этот запах явственно шёл от горелого плаща.
— Сгинь, — Мать Некромантов повела на Омегыча бровью, и тот послушно развоплотился.
— Ну мааааам! — вскричал Ванильный Некромант.
Но Мать не любила, когда ей с утра портят настроения всякие дурные предзнаменования, и к тому же лишают её удовольствия от первой чашки кофе.
К счастью, третья за это утро пахла так, как положено.
— Воплотится до обеда — примем в обязательном порядке, — утешила она сына.
И добавила в кофе зефирок.
Часть 1. Глава 2. Звёзды и бабочки
Ванильный Некромант миновал черничник, обогнул огромную скалу и вышел, наконец, на тропу, ведущую вниз через каменную речку. Здесь он, спотыкаясь о замшелые валуны, спустился по естественным ступеням к Пещере.
— Ау, Бессвет! — крикнул Ванильный, и эхо недобро улюлюкнуло в ответ.
Волоча за собой чёрное крыло, взъерошенный и хмурый, выбрался из темноты самый загадочный член некромантской семьи, тоже, как и многие, приёмный. Обитатель подземелий, покрытый перьями и похожий на однокрылую сову, Бессвет прибыл в дом-на-семи-ветрах пасмурной ночью с месяц назад. У него была изрядная рана в левом боку. Стрела задела одно из двух его сердец. Бессвет провалялся при смерти почти три дня, но Мать Некромантов оживила его, исцелила и поселила в доме-на-семи-ветрах.
Но там было для него слишком много света. Лицо и руки некроманта не покрывали перья, кожа была там бледная и тонкая, солнце оставляло на нём ожоги. И большие жёлтые глаза Бессвета постоянно слезились. Поэтому он поселился в Пещере, и редко выходил наружу.
— Чо хотел? — спросил он у Теренция. С местными речевыми тонкостями ему давно помогли освоиться жизнерадостные дети Матери Некромантов.
— Чо-чо… Тебе там не скучно?
— Нет.
— А не грустно?
— Нет.
— И подраться не хочешь?
— Тебе чего надо?! — не выдержал обычно спокойный Бессвет.
— Скучно, — признался Ванильный. — И грустно.
— И подраться хочется? — уточнил на всякий случай однокрылый некромант.
— Не, вот без этого можно и обойтись. Просто в прошлый раз ты подраться хотел… вот я и уточнил. Я чего пришёл-то! Мы ночью на кладбище идём за огоньками. Пойдёшь?
Бессвет долго молчал. Смотрел по сторонам, щурясь на рассеянный серый свет — день выдался пасмурным. Ёжился, сутулился, сопел.