Тот, именно возразить и собиравшийся, замолк, не успев даже начать.
– Ты сильнее как псайкер – потому что одарен во всех областях. Но в видении я лучше… поверь, я видел только одно будущее. И я не раз погружался в транс, стараясь увидеть что-то другое… даже не один десяток раз…
Он помолчал, запрокинув голову и глядя вверх; черные волосы, сливающиеся с полумраком, рассыпались по плечам.
– Напрасно. Иногда я видел отдельные фрагменты, выхваченные из разных времен, иногда – долгую линию событий… но это все было единственным будущим. Единственно возможным.
Голос Охотника звучал монотонно, отрешенно – словно он уже множество раз повторял эти слова для себя, успев привыкнуть к ним.
Впрочем – почему «словно»?
– Но что это было за будущее? – тихо спросил Магнус.
– Ты не поверишь, – мрачно усмехнулся Керз, бросив на собеседника короткий взгляд. – Никто не поверит. Фулгрим… Дорн… ты видел.
– Но я-то, в отличие от них, знаю цену видениям, – возразил Магнус.
– Ты слишком ученый по уму, – дернул примарх Повелителей Ночи уголком рта. – Ты будешь все разбирать… анализировать… изучать… Когда это бесполезно. Будущее надо просто принять. Нам в нем жить, Магнус. Нам в нем умирать.
Он замолчал и снова устремил взгляд в темноту.
Магнус молча покачал головой. Тяжело поднялся со скамьи и двинулся к выходу, не нарушая раздумья ушедшего в себя брата.
И у самой двери его догнал тихий голос:
– Магнус…
– Да? – примарх остановился, оглянувшись.
– Не верь Отцу.
– Что?
Магнус развернулся всем телом, глядя на сгорбившегося в тенях Керза.
– Не верь Отцу, – повторил тот. – Единственное, что скажу.
– Конрад, – помедлив несколько секунд, произнес Магнус. – Если именно такое будущее ты видишь… я очень надеюсь, что ты ошибаешься.
Ночной Охотник никак не отреагировал. И только когда за примархом Тысячи Сынов закрылась дверь, он еле слышно прошептал:
– Я тоже надеюсь… хочу надеяться…
Отпустив своих капитанов, Магнус свернул в коридоры, ведущие к внешним стенам; после темной, небольшой комнаты брата ему хотелось побыть на просторе.
И шагнув на исполинский балкон, по которому мог бы легко проехать танк, он увидел у перил другую фигуру, высокую и изящную; легкий ветерок шевелил белые перья крыльев и золотистые волосы.
Сангвиний оглянулся на приближающегося брата.
– Ты был у Конрада?
– Да, – Магнус, став рядом, облокотился на массивные перила; теперь ветер всколыхнул и медную гриву. – Как я и думал… Рогал услышал о его видениях и впал в ярость.
Повелитель Ангелов еле слышно вздохнул.
– Почему? – с болью спросил он. – Мы – дети одного отца, мы – на одной стороне, сражаемся на одной войне… но в то же время мы не можем ужиться друг с другом. Почему?
– Наверное, потому что мы слишком разные, – Магнус задумчиво смотрел на город, казавшийся совсем миниатюрным. – И воспитали нас очень по-разному, на двух десятках планет… Это ведь тоже влияет. Сравни лионов Калибан, где псайкеров жгли на кострах, и мой Просперо, где без них невозможно культуру представить.
– Ты прав, – согласился Сангвиний.
Магнус вдруг усмехнулся:
– Впрочем, знаешь… посмотри сейчас на нас. Два брата стоят себе на балконе и обсуждают семейные проблемы. Если забыть о том, кто мы – точно такую же картину можно увидеть в миллионах семей по всему Империуму.
– Ну мы ведь тоже люди, не так ли? – пожал плечами Сангвиний, и тоже улыбнулся. – Знаешь, твои слова напомнили… Когда я последний раз был на Баале, то так вышло – прошел мимо играющих детей, двух мальчиков и девочки помладше. Не знаю, чьи они – я тогда сильно спешил.
– Наверное, они эту встречу на всю жизнь запомнили.
– Наверное, – согласился Сангвиний. – Но я о другом подумал… а что если бы не было варп-шторма? Если бы мы росли вместе, двадцать детей одного отца – бок о бок, как семья? Не в джунглях, трущобах, у вулканов или в ядовитых долинах? Было бы все так же, как и сейчас – или бы мы не чувствовали друг к другу никакой неприязни?
– Не знаю, – признался Магнус. – Но… не было бы варп-шторма, могло бы случиться что-то другое. Мы ведь особенные с рождения – дети Императора, прародители Легионов… хотя, конечно, мы с тобой отличаемся больше всех, просто по внешности. Так что – могло ли у нас быть обычное детство?
– Прежде всего мы – люди, – неожиданно жестко сказал Сангвиний. – Измененные еще до рождения, но – люди. Да, я могу согласиться, можно считать, что отсутствием сплоченной семьи мы заплатили за свою силу и власть. Но, как по-твоему, это справедливо?