Слёзы выступили на глазах, когда она взглянула на окружающий беспорядок: мятые бумаги и перевёрнутые папки лежали на ковре рядом с ней. Конечно, её сердце просто не могло биться ещё сильнее. Это приносило ей боль. Это физически вызывало ушибы в её груди.
Её взгляд ещё раз опустился на книгу.
Генри. Она закрыла глаза. Он просто не мог не потерять её…
Она резко вскочила на ноги, срываясь вверх по лестнице в спальню сына, даже прежде, чем её затуманенная голова отдала приказ ногам двигаться.
Он не потерял её, потому что точно знал, где она находится.
Она не была уверена, что именно искала, когда рылась в шкафу Генри, в тумбочке, в игрушках, под кроватью. Она понятия не имела, что она ожидала найти. Если бы он взял письма, почему бы он оставил их себе? Что, чёрт возьми, он мог желать сделать с ними?
А потом, вспышка воспоминания заставило её сердце уйти в пятки.
«Есть… есть что-нибудь, что вы должны сказать мне?»
Реджина вспомнила, как Эмма смотрела на неё, когда задала свой вопрос. Она была смущена и в отчаянии, и… умоляла. Она ожидала услышать правду.
«Правду о чем, чёрт возьми?» — думала Реджина, когда писала эти богом забытые письма.
Реджина услышала глухой стук падения собственного тела на стену даже прежде, чем почувствовала в спине боль от удара. Она скатилась на пол, слёзы ужаса скользили по её щекам.
Это просто не может происходить.
Она понятия не имела, прочитала ли Эмма все письма или нет. Она не могла. Что если она прочла последнее…
О боже.
Если она прочла последнее письмо, то никогда больше даже не взглянет на неё.
***
Реджина наблюдала, как следующим утром Генри шёл по тротуару, глядя на него в зеркало заднего вида автомобиля, что она аккуратно припарковала по дороге ниже. Когда он дошёл до автобусной остановки, то лишь оглянулся на секунду, прежде чем резко повернул налево и пошел по соседней улице. Челюсть Реджины окаменела. Распахнув дверцу автомобиля, она обнаружила, что следует за ним по дороге так быстро, как её ноги в высоких каблуках только могли.
Как только он достиг дома Мэри Маргарет, она увидела вспышку чего-то белого, что он вытянул из кармана. Он порывисто открыл дверь и начал подниматься по лестничному пролету. Реджина, не задумываясь, побежала за ним.
***
— Эмма?
— Мм?
— Вам пришло ещё письмо. От Сидни.
— О! Спасибо, я возьму его.
— Это… секундочку.
— Что?
— На обороте что-то написано.
— Мэри Маргарет, отдай его мне. Я буду просто…
— «Это последнее». Что это значит?
— Это… подожди, что? Там так написано?
— Да, прямо здесь.
— Это… напечатано.
— И?
— О, ничего. Я просто подумала… что это было… ну ты знаешь, написано от руки.
— Может быть, Сидни пытается остаться инкогнито.
— Да, может быть.
— Во всяком случае, я ухожу на работу. Ты идешь?
—… пока нет. Чуть позже.
***
— Генри, что, чёрт возьми, ты сделал?
Генри удивленно уставился на свою маму, когда она схватила его, оттаскивая подальше от лестничной клетки, с которой он только что спустился, и в закоулок, подальше от дома.
— Мама, я…
— Ты нашёл мои письма?
Он сглотнул.
— Я… я искал свою книгу.
— Генри, — сказала Реджина, наклоняясь вниз, чтобы быть с ним на одном уровне. Она глубоко вздохнула, отчаянно пытаясь успокоиться, чтобы не заплакать. — Ты читал их? Ты читал эти письма?
Возникла пауза, прежде чем он ответил: — Прости меня!
— Зачем ты сделал это?
— Ты забрала мою книгу и… я разозлился. Прости. Я не знал, что в них сказано…
— Ты отдавал их ей, Генри. Почему ты подумал, что это было хорошей идеей? Что, ради бога, могло заставить вас думать, что я не буду в ярости из-за этого?
Генри судорожно заморгал, его ореховые глаза потускнели.
Он выглядел, словно боялся своей мамы, как никогда не боялся раньше. В этот момент она была ужасающей. Не потому что она была в гневе, а потому что она пугала саму себя. Он никогда не видел её настолько разгневанной раньше, и вдруг масштабность того, что он совершил, ударила его с той же свирепостью, как если бы это Реджина хлопнула его по лицу.
— Я подумал, что она должна знать, — прошептал он, прикусывая нижнюю губу.
Сдавленный стон вышел из горла Реджины, когда она выпрямилась, пробежав пальцами по спутанным волосам.
— Мама? — спросил он неуверенно, проводя рукой под глазами. — Мама, прости, я не… я прочел их и подумал… я сожалею.
— Что же я буду делать? — пробормотала она.
Вопрос не был адресован Генри.
— Мам, — повторил он, протягивая руку, чтобы схватить её за рукав, — смотри, она не знает, что это был я. Она может подумать, что это была шутка или что-то подобное.
Он знал без тени сомнения, что это не так: даже он мог слышать голос своей матери в каждой странице писем. Но разбитое выражение на лице Реджины всё ещё пугало его, и он отчаянно хотел, чтобы оно ушло.
— Она может чувствовать то же самое, — прошептал он, когда Реджина не ответила, при этом она смотрела на него сверху вниз, а её глаза были наполнены жалостью.
— Генри, — тихо сказала она, наклоняясь вниз снова, — это никогда не произойдёт.
— Ты не знаешь этого, — сказал он отчаянно, — я видел её на днях: она выглядела в точности, как выглядишь ты в данный момент.
— Генри…
— Она спрашивала о тебе. Она заботится. Письма заставили её задуматься, и если бы ты просто сказала ей, возможно…
— Генри, — сказала вдруг Реджина, становясь перед ним на колени, обеими руками плотно сжимая его руки, — прекрати это, ты понятия не имеешь, о чём думает Эмма прямо сейчас… и я тоже не знаю. И я очень сомневаюсь, что она думает об этом. Эти письма были… личными. Они были наиболее личной вещью, которую я когда-либо писала, и теперь они у неё, и она собирается прочесть последнее письмо и… о боже. Генри. Зачем? Зачем же ты сделал это?
Он мог только покачать головой, потому что не знал ответа.
— Мне жаль, мам. Мне очень жаль.
Реджина проглотила желчь, что поднималась по горлу. Он сожалел, и она знала это: на его маленьком покрасневшем лице отражалось беспокойство, и она знала, что он ненавидел себя за то, что совершил, не подумав.
Это не заставило её чувствовать себя лучше. Но это помогло ей немного замедлить дыхание.
— Ты должен пойти в школу, Генри.
— Что? — забормотал он. — Нет! Я должен помочь тебе исправить это! Слушай, я пойду наверх и верну письмо обратно, прежде чем она прочтёт, а потом мы…
— Нет, — перебила Реджина, сжимая его руки в своих, — ты не будешь делать ничего подобного. Ты пойдёшь в школу. Ты всё ещё успеешь на автобус, если поторопишься.
— Мама…
— Иди, Генри, — голос Реджины был плоским, даже если она изо всех сил пыталась улыбнуться ему, — иди в класс, постарайся не волноваться, я позабочусь о письме.