Стив смотрит на Тони. Ему хочется подавить бесконечную тоску в голосе, когда он пытается его отблагодарить.
— Знаешь, на самом деле, наверное, я тоже должен все-таки отпустить ситуацию. Раз уж даже ты это можешь. Это все плохо закончится, тут ты был прав.
Старк чуть ли не вздрагивает, услышав последнее замечание. Как будто решение Стива чем-то задевает его лично.
— Да что это такое, Кэп? Ты разве не готов был вообще на все наплевать ради своего Баки? А теперь все? Прошла любовь? Не узнаю тебя, — Тони даже садится на край кровати, чтобы посмотреть в глаза. С наибольшей эффективностью. — Если ты так отчаянно за него цепляешься, значит, оно того стоит.
Стив с усилием кривит губы в улыбке.
— С тобой бы сейчас поспорили вообще все.
— Да мне плевать, ты же знаешь.
Когда Тони уходит, Стив еще долгое время смотрит в сторону закрытой двери и пытается осмыслить произошедшее.
— Поздравляю, Бак. Ты внезапно получил один голос от Тони. Наверное, потому что ему срочно нужно было поспорить со мной.
========== XI. ==========
Дорога до квартиры дается ему гораздо труднее, чем он предполагал.
Отправиться туда — вообще не самое мудрое решение, потому что на самом деле его место на базе. Там намного проще в случае чего получить медицинскую помощь, от которой Стив как раз и пытается сбежать. И еще слишком много людей, и никаких шансов спокойно отлежаться, прийти в себя, привести в порядок расползающиеся мысли.
Сэм ничего не спрашивает. Довозит до места, коротко прощается и не предлагает помощи в преодолении последних ступенек до квартиры. То есть, по шкале ценностей Стива Роджерса, проявляет самый верх тактичности.
Стив поднимается к себе, раны неприятно саднят, даже голова слегка кружится. С большой неохотой он признает, что, может быть — может быть — не стоило сбегать так поспешно.
Зато в ящике он находит долгожданное письмо. И это значит, что с Баки все в порядке. И ему не все равно.
Стив нетерпеливо разрывает конверт и быстро достает листок. Хочет начать читать прямо на лестнице, но чувствует очередной укол боли в районе груди и приходит к выводу, что идея неудачная.
Бумага в его руках так поднимает настроение, что квартира особенно нравится ему. Уже не такая необжитая и безразличная. Вещи не на своих местах, книги переставлены, плед лежит криво. Когда ему снова захотелось жить здесь? Когда сюда стали приходить письма. Когда из-за этих самых писем ему захотелось сюда возвращаться. Домой.
Он аккуратно снимает куртку, открывает окно, впускает в помещение вечерний воздух и шум дождя. Включает негромкую музыку и садится за стол. Стул натужно скрипит под ним, и он тихо усмехается про себя. Сколько лет уже прошло с момента его встречи с Авраамом Эрскином, а он так и не смог до конца привыкнуть.
Отчаянно хочется лечь спать, пропустить тот момент, пока тело справляется с повреждениями. Во рту сухо. Но бумага в его руках горит нетерпением, подгоняет и все еще очень радует.
Роджерс, привет!
Я очень надеюсь, что письмо придет достаточно быстро, но ничего не могу гарантировать. Знаешь же все эти почтовые службы. В любом случае, я старался. Прямо с ног сбился все сделать вовремя. Хотя от меня мало что зависит.
Но если все сложится, я надеюсь, это тебя порадует. По крайней мере, ты сумеешь сделать вид, что рад.
Будешь сидеть … где, кстати? В гостиной? На кухне?
— На кухне, Бак, — Стив улыбается, на мгновение отрываясь от чтения. Нравится ему эта манера Баки — пытаться создавать видимость общения. В конце концов, если он старается и даже искренне задает вопросы (искренне же?), почему бы Стиву на них не отвечать.
Или в спальне завалишься с ним на кровать? У тебя же нормальная квартира? Ты не пытался превратить ее во что-нибудь такое армейское-безликое?
— С тобой была бы уютнее.
Надеюсь, в процессе чтения ты будешь улыбаться. Потому что я очень долго думал над этим письмом. Практически голову себе сломал (а она уже и так не очень, и лишние потрясения на мне плохо сказываются). И на тему этого письма меня натолкнули, конечно же, окружающие люди. Догадываешься, к чему я это?
— Понятия не имею.
Но не в этом сейчас суть. Суть в людях. Вот есть такие индивидуумы, которые умеют погружаться в себя и каким-то образом ничего вокруг не замечать. Их нужно просто направить в верное русло, дать толчок, отвлечь — и они уже больше ни на что не будут обращать внимание. Я сначала думал, что у меня лично будет целая куча проблем с окружающими. Но нет, Стив! Многим по большому счету плевать на то, что вокруг происходит, к такому выводу я пришел в процессе своего путешествия. Ты это замечал?
— Конечно же…
Вот и я тоже. Но что мы все обо мне? Короче, давай немного поговорим о тебе…
Стив дочитывает до конца и переворачивает лист. Текста с другой стороны подозрительно мало, обычно Баки рассуждает и рассказывает намного дольше. Да и почерк неразборчивый, как будто писал он второпях. В груди на мгновение селится неприятное чувство тревоги.
Во-первых, с письмами я тебе надоедать больше не буду. Этот этап мы прошли. Мне нужно было все понять и переосмыслить. И мне это удалось, во многом благодаря тебе. Так что это письмо станет в некотором роде финальной точкой. Надеюсь, ты поймешь, почему. Нам обоим пришлось пережить немало отвратительных вещей и нужно двигаться дальше. Ты смог простить себя, Стив? Я в чем-то смог.
Во-вторых, ты что… до сих пор это читаешь? Серьезно? Если ты дошел до этой строчки, значит — да. Стив, оно же ненастоящее, ты не заметил? На нем даже адреса твоего нет! Что я только что писал про людей, которые ничего вокруг не замечают? У меня для тебя плохие новости.
Стив на мгновение застывает каменным изваянием самому себе. Чувствует, как краска приливает к щекам, кровь шумит в ушах. Шутить так со стороны Баки будет довольно жестоко. И все же… И все же.
— Я просто… мне в голову не могло прийти, что ты прямо вслух отвечаешь, — знакомый голос вклинивается в мелодию, льющуюся по кухне.
Баки стоит, прислонившись к дверному косяку, и в сумеречном освещении его лицо — непостижимая головоломка из света и тени. Стив может придумать ему любое выражение. Но плечи его слегка дрожат от смеха.
Наконец-то Стиву хватит всего всего лишь двух шагов, чтобы преодолеть разделяющее их расстояние. Он поднимается, и Баки тут же тоже делает шаг вперед, протягивает руку, чтобы его удержать, произносит «Да сиди уже», и все это получается жутко неловко и нелепо.
Баки, самый настоящий, живой, из плоти и крови стоит посреди его квартиры и улыбается. Волосы у него растрепаны, футболка помята, в синих глазах горит веселье и гордость от собственной задумки.
— Я не мог просто так заявиться. Не знал, как ты отреагируешь. Потом ты начал читать и отвечать…
— Да как я, по-твоему, должен был реагировать, Бак? — Стив чувствует, что к нему наконец-то вернулась способность говорить. — Прогнать тебя, что ли?
Он протягивает руку, и это, возможно, неправильно, и Баки вовсе не готов к такому вторжению в личное пространство и вообще прикосновений не жаждет. Но Стиву плевать, даже если эту самую руку ему сейчас сломают. В этот момент он просто должен убедиться в том, что все происходит по-настоящему. Голова кружится все сильнее.
Баки качает головой, помогает ему подняться с несчастного стула и говорит ему что-то, но Стив почти ничего не слышит. Он может только думать о том, что у Баки очень теплая ладонь. А металлическая — такая прохладная, и было бы здорово просто полежать, положив ее себе на лоб.
И еще Баки, кажется, сердится, ну он точно недоволен тем, в каком Стив состоянии. И он ведет его в комнату к дивану, и все возмущается чем-то, и поддерживает, как будто оберегает, как будто ограждает от всего окружающего мира. Совершенно бестолкового и бессмысленного, когда его нет рядом. Теперь Стив это знает точно.
— С тобой с ума можно сойти. Больше года не виделись. За это время даже я уже стал смахивать на приличного человека. А ты как будто вот только-только с того самого берега дополз до дома, — и у Баки такая знакомая улыбка-ухмылка, что она почти притупляет пульсирующую в груди боль.