И все, что он рассказывает, такое прям сочное, яркое. До отвращения. И все его проблемы просты до отвращения. Как и все проблемы маленьких, ярких городов. Тут улицы слишком узкие, чтобы два автобуса могли нормально разъехаться (то еще зрелище) — вот их проблемы.
Вообще не стоило с ним разговаривать. Но я почему-то посетовал ему на свою судьбу. Он надо мной, конечно, посмеялся. Сказал, что есть сотни прекрасных вещей, которыми можно проникнуться и научиться делать правильно. Только подход подбери — и вперед. Работать руками, например. Хвастался своей мастерской, приглашал прийти и попробовать.
Работать руками, ты представляешь? Боюсь подумать, что было бы, если бы я согласился. Нет, тонкая и вонючая кожа — это теперь тоже не для меня. Он, конечно, обиделся на мой отказ, но доказывать мне что-то не перестал. Заливал, какой я молодой, что у меня еще вся жизнь впереди.
Я попытался уйти, но он не дал. Заставил выпить с ним бутылку вина. Только зря хороший напиток перевел. Я не подхожу для этих мест. Не могу работать руками, не могу нормально напиться и выгляжу молодо, при том, что сам — древний старик, каких еще поискать.
Но я найду способ куда-то пристроить свои больные возможности. Со временем. Искривленные люди же все равно как-то существуют.
Зато тут очень тепло. Иногда тепла не хватает. И краски яркие. Хотя это я уже писал. И люди помешаны на политике, в которой ни черта не понимают, и на еде, в которой разбираются намного лучше.
Я не думаю, что буду и дальше тебе писать. Делать заметки для себя самого — тоже неплохая идея. А то это глупость, как будто сам себе противоречу.
Береги себя!
ДБ
***
— Ну, что? Какие-нибудь новости от твоей пассии?
Стив от всей души давится кофе и смотрит на Наташу с искренним удивлением.
— Как ты узнала?
— Ну, тебе же сказали не искать, не преследовать и не связываться, я правильно помню? — иногда его поражает, насколько гармонично они могут смотреться посреди самых обычных повседневных мест. Кафе, парки, кинотеатры. Ни о чем не беспокоятся. Просто болтают о том, о сем. Интересно, удается ли Баки выглядеть также обыденно? Нет, судя по письмам.
— Именно.
— А ты все принял к сведению и не стал ничего предпринимать? Только не говори, что это личное право каждого, — она делает глоток кофе и вопросительно смотрит на него. Со стороны они легко сошли бы за флиртующую парочку. Но только со стороны.
— Мне не очень интересно кого-то преследовать.
— Да? А то кажется, что ты места себе не находишь, готов броситься в погоню хоть сейчас.
— Тогда вернемся к тому, что не связываться с кем-то — личное право каждого.
— Это провокация. Ты не ведешься, так что жди новых писем. Но я бы не советовала тебе их читать.
— Это еще почему?
— Тебя ловят на крючок. Разве ты не видишь? Не попадайся. Это очень дешевый трюк. Ну вот, ты опять это делаешь.
— Что делаю? — он допивает кофе и вопросительно смотрит на Наташу.
— Улыбаешься, киваешь и собираешься поступить по-своему. Всегда так делаешь, когда хочешь, чтобы от тебя отстали. Но она хотя бы стоит того?
— Стоит, не сомневайся.
========== III. ==========
— Чем она душит письма? — пару мгновений Стив вопросительно смотрит на Клинта, пока тот не решает переформулировать вопрос. Для совсем недалеких. — Аромат, Кэп. Каким парфюмом от них пахнет?
— Ты уже всем рассказала? — Бартона Стив игнорирует.
Наташа только пожимает плечами.
— Нет.
— Кэп, ароматы — это очень важно. Только по ним и можно понять ее настоящие намерения. На слова вообще не обращай внимания.
— Клинт почему-то дает шанс твоему роману.
Они на кухне. Куда в любую секунду может завалиться еще добрый десяток человек, и Стиву крайне не хотелось бы в этот самый момент оказаться посреди тотализатора о его мифических отношениях. Это если не считать всех датчиков и микрофонов, щедро пораспиханных Тони по помещениям Башни. Возможно, собственноручно.
К тому же не стоит забывать про незримое присутствие добропорядочного искусственного интеллекта. Он тоже просто обязан все слушать и подробно записывать.
Но здесь всегда светло, кондиционеры старательно регулируют температуру до комфортной, окна широкие, а кофе — настоящий и очень крепкий. И тут у него есть дело, с которым он все никак не может разобраться.
— Мне нужно поговорить с Тони.
— Он сейчас не в настроении. Может тебя мягко по-дружески послать. Не очень далеко, — Наташа садится за высокий стул у барной стойки (неизменный атрибут любой из кухонь Башни, таков, видимо, архитектурный замысел: без барной стойки кухня не имеет никакого смысла). — Так что давай поговорим о важном.
— О твоей пассии, — кивает Клинт. — Мы же должны знать, в чьи руки вверяем своего Капитана.
— Я не могу прорваться к Тони, и на это почему-то находится миллион благовидных предлогов.
— Мы можем ему что-нибудь передать, — предлагает Наташа, и Стив чувствует, что начинает злиться. Ситуация идиотская, похожа на детскую игру, в которой все окружающие находятся в сговоре. А его это почему-то задевает, хотя и не должно.
— Я уж как-нибудь сам с ним поговорю.
— Если он в какой-то момент решит, что ему это нужно, — Наташа улыбается и смотрит Стиву в глаза. Иногда он сомневается, что вообще существует человек, чей взгляд она выдержать не может. — Ну, в ближайшее время. У тебя есть право не рассказывать, что там у вас происходит. А он вправе все обдумывать, сколько влезет.
— Ладно тебе, Стив. Пусть обдумывает. Не замечал раньше, чтобы вы так дорожили обществом друг друга, — Клинт смотрит на него вопросительно. Пару мгновений он колеблется, не уверенный, что этот разговор вообще стоит начинать.
— В какой-то момент Тони стал чем-то вроде моего въедливого внутреннего голоса. Это важно.
— То есть?
— Ну, не скрою, некоторые его высокомерные реплики дико раздражали. Потом я понял, что неправильно все воспринимаю. В какой-то момент часть из них совсем перестала задевать. Но вот если что-то задевает… это хороший повод задуматься над тем, все ли там в порядке.
— Знаешь, если бы мой внутренний голос… был голосом Старка, я бы точно отправился лечить нервы.
— Я раньше тоже так думал.
Телефон в руках Наташи вибрирует, пару мгновений она изучает написанное на экране.
— Брюс считает, что твоя девушка — не американка. Он прав?
— Нет.
— Значит, она отсюда?
— Не совсем, — Стив прекрасно понимает, что каждая реплика топит его все сильнее и сильнее. Ему нужно с кем-то поговорить о Баки. Но только не вот так.
— Фьюри вообще утверждает, что она не существует, — хмыкает Клинт и картинно закатывает глаза. — Скажи мне, что он не прав.
— В каком-то смысле — прав, — улыбается Стив. — Только не говорите, что он вышел на связь и готов был обсудить…
— Он только ради этого вышел на связь, — прерывает его Наташа и выразительно смотрит на него, чтобы подчеркнуть всю серьезность ситуации. — Да, с Тони я бы с радостью это все тоже обсудила.
— Вы и без него неплохо справляетесь. Или пока замените его кем-нибудь. Найдите себе парня с дорогой машиной, за которым будет таскаться человек с прожектором.
***
Проблема в том, что от третьего письма Баки за версту тянет тоской и злостью.
Серая бумага впитала невнятный запах дороги. Сырость, дешевый табак, бензин. Конверт замят и замусолен, слишком много чужих пальцев прошлись по нему, потрогали, оставили жирные пятна.
Стив ложится на диван в гостиной, свет не включает. Письма Баки — странные, сумеречные, в сумерках их и надо читать. В сумерках сознание плывет, а при ярком электрическом свете все эти слова можно принять за чистую монету.
Ручка блеклая, читается текст трудно. Писать ей, наверное, тоже было неприятно.
Роджерс,
Обещаю, что докучать письмами больше не буду. Не вижу в этом смысла.
Сначала мне казалось, что так будет лучше. Но становится только хуже.
Я из-за этих писем представляю себе, что у меня могла бы быть нормальная жизнь. Но это самообман. И еще я тебя за собой тащу. А здесь все не такое, как у нормальных. Покореженное, больное. И еще целая куча насилия и принуждения.