— Марта!
— Я знаю, что говорю. Я тогда спрашивала у врача. Опять врач! Рентгеновские снимки на краю стола. Пипетка в бумаге. И Мирей, убегавшая из дому с четырнадцати лет!
Равинель сжал голову руками.
— Хватит! — пробормотал он. — Вы сводите меня с ума.
— Я, как только вошла, сразу почувствовала, что дело неладно, — продолжала Марта. — Я–то не такая простофиля, как Жермен. Он никогда ничего не замечает. Будь я дома, я бы сразу заметила, что Мирей не в себе.
Равинель искромсал сигарету в черно–белую кучку на стопе. Его так и подмывало схватить за головы обоих якобы соболезнующих супругов и колотить их друг о друга. Убегает!… Как будто Мирей могла куда–то убежать! Мирей, которую он собственноручно закатал в брезент. Это явно заговор. Все они сговорились… Но нет! Жермен слишком глуп. Он бы себя выдал.
— В чем она была? Жермен задумался.
— Погоди!… Она стояла против света. Кажется, в своем сером пальто с меховой отделкой. Да, верно… и в шапочке. Тогда я еще подумал, что она слишком тепло оделась для такой погоды. Этак недолго и простудиться.
— Может, она собиралась на поезд? — предположила Марта.
— Нет. Не похоже. Только вот странно… у нее вроде был вовсе не растерянный вид. Прежде, во время кризисов, она нервничала, раздражалась, плакала по пустякам. А сегодня утром была вроде абсолютно спокойна.
Равинель по–прежнему сжимал кулаки, и Жермен добавил:
— Она славная малышка, Фернан.
Марта гремела кастрюлями за спиной шурина и, проходя мимо, всякий раз повторяла:
— Не беспокойтесь… Я пройду.
Но, несмотря на это, Равинелю то и дело приходилось отодвигать в сторону стул, а каждое движение давалось ему с трудом. На стенных часах с нелепым циферблатом, поддерживаемым двумя обнаженными нимфами, было двадцать минут одиннадцатого. Люсьен, наверное, уже выехала из Манса. В комнатах немного посветлело, но унылое, пасмурное утро, так и не разогнавшее теней по углам, как бы накладывало на стены, мебель и лица тонкий слой пыли.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — неожиданно заявил Жермен.
Равинель вздрогнул.
— Ты думаешь, что она тебе изменяет, да? Дурак! Нет, он, конечно, не разыгрывает комедию, это все искренне!
— Зря ты вдалбливаешь себе в голову подобные мысли. Я–то знаю Мирей. Может, ее иногда трудно понять, но она женщина порядочная.
— Бедный Жермен! — вздохнула Марта, чистя картошку. И это явно означало: «Бедный Жермен! Что ты знаешь о женщинах».
Жермен огрызнулся:
— Мирей? Бросьте! У нее в голове только дом и домашние дела. Достаточно на нее посмотреть.
— Она слишком часто остается одна, — вполголоса заметила Марта. — О, я не упрекаю вас, Фернан. Хочешь не хочешь, но ведь вам приходится разъезжать, а молодой женщине от этого радости мало. Вы, конечно, скажете, что уезжаете ненадолго. Верно. Но отлучка есть отлучка.
— Вот когда я был в плену… — начал Жермен. Ох эта роковая фраза… Теперь он заведется и начнет рассказывать свои истории по десятому разу. Равинель перестал слушать. И ломать голову над случившимся. Он погрузился в глубокую задумчивость. Он как бы раздвоился. Он возвращался в Ангиан, блуждал по пустым комнатам. Если бы в эту минуту кто–нибудь там оказался, он наверняка бы увидел нечеткий силуэт Равинеля. Разве все тайны телепатии разгаданы? Жермен утверждал, что видел Мирей. Но все те — а их легион, кто видел призраки, сначала верили, что перед ними существа живые, облеченные в плоть и кровь. Мертвая Мирей решила явиться перед братом именно в тот момент, когда он, толком еще не проснувшись, не способен был контролировать свои ощущения. Классический случай. Равинель не раз читал о подобных случаях в «Метафизическом журнале», он на него подписывался до женитьбы. Впрочем, эти ее внезапные побеги доказывают, что Мирей обладала данными медиума. Должно быть, она крайне легко поддавалась внушению. Даже и сейчас! Возможно, стоило только внимательно, с любовью подумать о ней, как она тут же материализовалась.
— Что же она тебе сказала? — спросил Равинель. Жермен все еще рассказывал о своих распрях с медсестрами в концлагере. Он обиженно прервал свое повествование.
— Что она сказала?.. Ну, знаешь, я не записывал за нею… Больше говорил я, ведь она интересовалась моим рентгеновским снимком.
— И долго она здесь пробыла?
— Могла бы и меня подождать, — проворчала Марта. В том–то и дело. Будь Марта дома, Мирей ни за что бы не пришла. У привидений своя логика.
— Ты случайно не заметил из окна, в какую сторону она пошла?
— Еще чего! С какой стати я стал бы ее выслеживать? Жаль! Если бы Жермен полюбопытствовал, куда пошла Мирей, он обязательно убедился бы, что его сестра так и не вышла из дому… Прекрасное было бы доказательство!
— Не ломай голову, старина, — сказал Жермен. — Послушайся моего совета… Возвращайся в «Веселый уголок». Может, она уже тебя ждет… И если ей тяжело, ты сумеешь ее утешить, верно? Он было многозначительно подхихикнул, но тут же закашлялся, и Марта сурово посмотрела на него.
— А она не была в детстве лунатиком? — спросил Равинель.
Жермен нахмурился.
— Она–то нет… А вот со мной случалось. Я, конечно, не бегал при луне по крышам — до этого не доходило. Но зато разговаривал во сне, жестикулировал. Иногда вставал и отправлялся в коридор или в другую комнату. А потом никак не мог сообразить, где я. Меня снова укладывали в постель и держали за руки. А я лежал с открытыми глазами и боялся заснуть.
— Этот разговор, кажется, доставляет вам удовольствие, Фернан, язвительно заметила Марта.
— Ну, а теперь? — продолжал выспрашивать Равинель. — . Теперь с тобой такого не случается?
— Может, ты думаешь… Лучше выпей со мной, старина. Завтракать я тебя не приглашаю — я ведь на диете…
— Ему пора домой, — отрезала Марта. — Нельзя оставлять малышку в полном одиночестве.
Жермен достал из буфета графин и рюмочки на серебряных ножках.
— Ты ведь знаешь, что врач запретил тебе, — бросила Марта.
— Ничего! Одну каплю можно.
Равинель, собравшись с духом, спросил:
— А что, если Мирей не вернется вечером домой? Что, по–вашему, мне тогда делать?
— Лично я бы подождал. Как по–твоему. Марта?.. Тебе ведь можно завтра никуда не ехать? Может, тут все поставлено на карту. Если она не застанет тебя дома… Представь себя на ее месте… Послушай, Фернан, возьми на недельку отпуск и незаметно наведи справки. Если она в самом деле убежала, то наверняка прячется в Париже. Раньше она всегда убегала в Париж. Париж притягивал Мирей, это было сильнее ее.
Равинель окончательно растерялся. В конце концов, жива его жена или нет?
— Твое здоровье, Жермен.
— За здоровье Мирей.
— За ее возвращение, — процедила сквозь зубы Марта. Равинель проглотил настойку и провел рукой по глазам. Нет. Это не сон. Ликер приятно обжег горло. Пробило одиннадцать. Черт, но он же видел тогда все своими собственными глазами! Ну, а подставки для дров? Ведь они весят несколько кило! Таких галлюцинаций не бывает!
— Передайте ей привет.
Что такое?.. Ага, Марта его выпроваживает. Он машинально встал.
— Поцелуй ее от меня, — бросил вдогонку Жермен.
— Хорошо… хорошо…
Ему хотелось бросить им прямо в лицо: «Она умерла, умер» ла… Я это точно знаю — ведь я сам ее убил». Но он сдержался: не стоит доставлять Марте такую большую радость.
— До свиданья. Марта. Ничего, ничего… Я найду дорогу. Перегнувшись через перила, она прислушивалась к его удаляющимся шагам.
— Если у вас будет что–нибудь новенькое, сообщите нам, Фернан!
Равинель входит в ближайшее бистро, выпивает две рюмки коньяку. Время бежит. Тем хуже. Если взять такси, он успеет. Самое главное сейчас — тут же, на месте, разобраться во всем. Вот я, Равинель, стою перед баром. Я в здравом уме. Я хладнокровно рассуждаю. Я ничего не боюсь. Вчера вечером, да, мне было страшно. Какое–то умопомрачение. Но это прошло. Ладно! Рассмотрим факты как можно спокойней… Мирей умерла. Я в этом уверен, так же как а том, что я Равинель , потому что я помню все до мельчайших деталей, потому что я сам держал труп, а вот сейчас, в данную минуту, я пью коньяк, и все это наяву… Мирей жива. Я и в этом уверен, потому что она собственноручно написала письмо, отослала пневматической почтой, и почтальон доставил его по адресу… Да, Мирей жива, потому что ее видел Жермен. Усомниться в его словах невозможно. Идем дальше. Раз она не может быть одновременно и живой, и мертвой… Значит, она ни то, ни другое… Значит, она призрак. Так подсказывает логика. Я вовсе не стараюсь себя успокоить. Да и что же тут успокоительного? Просто–напросто обычная логика. Мирей является своему брату. Возможно, вскоре она явится и мне. Я заранее к этому готов. А вот Люсьен ни за что с этим не согласится. Ни за что не согласится. И все это ее университетское образование. Ее вечное умничанье. Ну и что же мы друг другу скажем? Он выпил третью рюмку коньяку. Надо же согреться, черт возьми! Если б не было Люсьен…