Брахман лежал в кровати, заложив руки за голову и закрыв глаза. Даже в такой момент его брови были нахмурены, а рот и подбородок выражали недовольное нетерпение. Раздевшись, она нервно приблизилась к кровати.
– Господи, Даная, да ложись ты скорее! – закричал он на нее. Потом, улыбнувшись, с удовольствием оглядел ее. – Ты красивая, – пробормотал он, – очень красивая, Даная, хрупкая, как балерина, а кожа у тебя, как перламутр. Иди ко мне, моя красавица.
Он протянул ей руку, и она скользнула в кровать рядом с ним, почувствовав тепло его тела, когда он притянул ее ближе. Брахман целовал ее, и Даная закрыла глаза, до сих пор с трудом веря, что все это происходит с ней. Проводя пальцами по его спине, она могла пересчитать его ребра. Боже мой, какой он худой… Но худоба не портила его: тело было стройным и крепким, как у голодной пантеры…
– Красавица, – шептал Брахман между поцелуями. – Теперь ты скажи мне, что я красивый, Даная…
Даная хихикнула. Сначала у нее вырвался просто смешок, но потом она не могла остановиться.
– Ты красивый, Брахман, – удалось выговорить ей.
– Ради Бога, – ошарашенно проговорил Брахман, – что смешного?
– О, хо-о… ха-а… – визжала Даная. – Ой, Брахман, ничего смешного, просто у меня дурацкое чувство юмора, ой, Господи, ха-ха-ха…
– Да замолчи ты, ради Бога! – рассердился Брахман. – Ты сейчас должна думать о любви, а не хохотать как сумасшедшая.
Он лег на нее и закрыл ей рот рукой, но от этого она захохотала еще громче. Разочарованный, он смотрел на нее, чувствуя неловкость.
– Что с тобой? – спросил он, недоумевая. – Что тебя так рассмешило, Даная?
– Просто… когда ты попросил меня сказать тебе, что ты красивый, – пыталась говорить она, – больше ничего, Брахман…
– А разве я некрасивый? – озадаченно спросил он. – Другие женщины говорили мне, что да. И никто никогда не смеялся над Брахманом.
– Я не над тобой смеюсь, – ответила она. – Просто ты сказал это таким тоном, что мне стало смешно.
– Ну тогда скажи мне, что я красивый, Даная. Мне приятно будет услышать это от тебя.
Он наклонился к ней ближе, когда она торжественно повторила эти слова за ним, потом, довольный, он сжал ее в объятиях.
– А-а-а-а! – вскрикнул он вдруг. – А-а-а-а!.. Боже… Зажатая его телом, Даная напряженно ждала, спрашивая себя, являлись ли эти тарзаньи крики проявлением новой формы венгерской страсти.
– А-а-а-а!.. – продолжал кричать Брахман. – Помоги мне, Даная, помоги же!..
– В чем дело? – вскрикнула она. – Что случилось?
– Спина! Опять сдвинулся позвонок, он защемил нерв! Господи, Даная, встань ты наконец. Сделай что-нибудь! Позови доктора!
С трудом выбравшись из-под него, она испуганно взглянула на него. Лицо Брахмана было бледнее, чем обычно. Его глаза блестели, на лбу выступил пот. Было очевидно, что ему больно.
– Доктора! – простонал он. – Вызови доктора!
Подбежав к телефону, Даная попросила немедленно прислать доктора в номер Брахмана. Вернувшись к нему, она вытерла влажный лоб краем простыни.
– Это ты виновата, – пробормотал он, блеснув глазами. – Если бы ты не смеялась, этого бы не случилось! Ну? Где же доктор?
– Он будет здесь через пятнадцать минут, Брахман.
– Через пятнадцать минут? Мне крупно повезет, если я до тех пор не умру от боли! – Он закрыл глаза, а она неуверенно топталась около кровати. – Ну? Что ты еще ждешь? Не стой тут просто так, – неожиданно добавил он. – Собирай вещи и силы. Тебе надо вылететь ранним рейсом, в шесть тридцать. Тебе придется ехать в Лондон без меня. Теперь ты будешь фотографировать.
– Я? – Ее голос от волнения стал тонким.
– Давай не будем опять устраивать сцены, – устало проворчал Брахман. – Разве ты не мой ассистент? Ну, давай, отправляйся немедленно в Лондон.
Даная готова была расплакаться. Только что он обвинял ее в том, что она причинила ему боль, а сейчас он предлагает ей то, о чем она и мечтать не смела. Она, Даная Лоренс, должна фотографировать лондонскую коллекцию одежды! Жаль только, что ее роман с Брахманом оказался таким коротким, но будет еще время для этого. Если он, конечно, когда-нибудь простит ей, что она смеялась над ним! Только когда она направилась к двери и заметила свою одежду, валявшуюся на полу, она вспомнила, что была совершенно голой.
– И вот еще что, Даная, – позвал ее Брахман с постели, – у тебя хорошенькая фигура.
В Лондоне все было по-другому – одежда, цвета, манекенщицы, модельеры. В воздухе витали молодость и безрассудство. Здесь ничего не напоминало прилизанный стиль Милана и элегантность Парижа. Здешняя мода была для молодых и дерзких, для тех, кто хотел произвести впечатление совершенно другим образом. Это была одежда для звезд эстрады, для путан с Кингс-роуд,[14] для молодых душой и телом, и Даная легко и быстро освоилась на новом месте, как будто все было знакомо ей с детства.
Она пришла к выводу, что ей нужен ассистент, кто-то, кто знал бы город и ориентировался в обстановке, поскольку в Лондоне она была новенькой и ей предстояла очень ответственная работа впервые в жизни. Она не могла позволить себе не справиться с ней. Брахман снабдил ее необходимыми телефонами, и ее первый звонок Дино Марлею, одному из ведущих фотографов, оказался удачным, так как Дино отдал ей своего помощника Камерона Мейса на всю неделю.
Камерон оказался очень энергичным человеком, и Даная облегченно вздохнула и с удовольствием взяла на себя роль Брахмана. Ей очень нравилось, что теперь отдавала распоряжения она сама, а кто-то другой кидался их выполнять. Но она ни на секунду не забывала об огромной ответственности – Брахману нужен был только успех.
Они буквально разрывались на части между показами одежды в большом, похожем на барак зале в «Олимпии» и демонстрациями мод самых знаменитых модельеров, которые предпочитали узкий круг в таких ресторанах, как «Ландганз», или роскошные отели, как «Ритц».
Она выбирала молодых манекенщиц, чтобы уравновесить экстравагантную одежду, которую они демонстрировали, фотографируя их на лошадях в льняных шортах на фоне величественного здания; она делала снимки в парной сауны с обнаженными манекенщицами, не считая некоторых деталей одежды фирмы «Боди Мэп», таких, как обтягивающие топы, леггинсы и мини-юбки. Она фотографировала сногсшибательные вечерние туалеты на сексуальных девушках в лондонских такси – в объятиях симпатичных юношей, гораздо моложе их по возрасту, набранных из старших классов британских школ.
Даная улетала в Нью-Йорк, увозя с собой драгоценные пленки и негативы в большом коричневом конверте, который боялась выпустить из рук. Когда Брахман просматривал их на свету, изучая ее работу, она нервно заглядывала ему через плечо.
– М-м-м, – безучастно бурчал он себе под нос, – м-м-м, да, вот этот совсем неплох…
Нервно кусая губы, Даная не знала, о каком снимке идет речь. Лично она считала, что они все были отличными, но, может быть, на самом деле они оказались ужасными. Нет, черт возьми, они действительно хороши, она точно знала это. И Брахман тоже. Он просто трепал ей нервы.
Брахман поморщился, распрямившись, от боли, которую до сих пор причинял ему защемленный нерв.
– Я подумаю, что сделать с ними, – сказал он. – Может быть, нам подойдут снимки с «Боди Мэп» и «Хэмнетт». Посмотрим, что скажут в «Вог». Ты хорошо поработала, Даная. Я рад, что именно ты, а не я поехала туда. Я уже испытал все эти революционные настроения молодежи в шестидесятых годах, с меня и этого достаточно. Несомненно хорошая работа, Даная, очень хорошая.
Даная перевела дыхание со вздохом облегчения.
– Правда?! – радостно воскликнула она. – Тебе они действительно нравятся, Брахман?
– Да, они то, что нужно, – осторожно признался он, ероша рукой волосы, – но давай не будем зацикливаться на них. У нас много работы!
– Рабовладелец! – пошутила она, чувствуя себя счастливой. Она схватила негативы и отдала их в печать. Только тогда она вспомнила о своих фотографиях Томазо Альери и решила, что обязательно должна их тоже отпечатать.