– У вас с Харрисоном всегда были такие великолепные отношения! – воскликнула Каролина. – Я всегда завидовала вам.
– Пока не встретила Келвина, – смеясь, закончила Джесси-Энн.
– Согласна.
Они улыбнулись, понимая друг друга.
– Хорошо, я возвращаюсь на работу, – сказала Джесси-Энн. – У меня встреча с Броди Флиттом через полчаса, хотя, думаю, на самом деле он хотел встретиться с Данаей. Кстати, где она?
Каролина пожала плечами:
– Все, что мы о ней знаем – она вернется на следующей неделе.
Джесси-Энн подняла глаза к небесам:
– Тайный любовник? Или уехала одна, вдвоем со своей камерой? Держу пари, что верно последнее. Броди Флитту придется пережить нелегкие времена с нашей Данаей. Пока! – Она порхнула по пушистому серому ковру к двери и на пороге обернулась, улыбаясь: – Знаешь что? Думаю, твой офис мне нравится больше, чем мой! Я просто уберу эти красные и голубые тона…
– Тогда подожди, когда с нами расплатятся! – засмеялась Каролина. Но когда дверь закрылась, улыбка исчезла с ее лица. Не было сомнений, что Джесси-Энн метили в сердце, причем отравленной стрелой. Каролина надеялась, что Харрисон образумится, и благодарила Господа, что Келвин не был таким деятельным, как Харрисон. Она даже представить не могла Келвина, мчащегося через континенты в погоне за девушкой; ему были очень удобны их отношения, ему нравился их дом, чтобы еще утруждать себя погоней за девушкой. Каролина знала, что если бы его вынужденные поездки не были связаны с работой, он всегда поджидал бы ее возвращения с работы. Лежал бы с босыми ногами на софе, со слегка спутанными светлыми волосами, а серебристый кот Космосталь удобно устроился бы у него в ногах. Бутылка их любимого шампанского охлаждается в холодильнике, и может быть, перед обедом они занялись бы любовью, а может быть, после, но может быть, и до и после обеда – все зависело от настроения.
Она громко рассмеялась от переполнявшего ее счастья. Ей хотелось прямо сейчас обнять Келвина и просто сказать ему, как она благодарна ему, что он сделал ее такой счастливой, такой безгранично счастливой.
ГЛАВА 28
Каролина с удивлением наблюдала, как Даная вихрем вылетела из студии, бросив через плечо своей ассистентке Фрости:
– Ради Бога, согласуйте свои действия.
С тех пор как месяц назад она вернулась из Вашингтона, казалось, она была на пределе. Больше, чем на пределе, думала Каролина. Она была похожа на одержимую женщину. Гримеры и парикмахеры скучали в безмолвии долгими часами, которые были вынуждены проводить в ожидании, модели тихонько переговаривались, с недоумением глядя на Данаю и за ее спиной делая друг другу знаки, что работать с ней просто невыносимо. Стилист Моника вынуждена была начать жевать бесконечные сладости, чтобы не нервничать, а бедная Фрости, разбросав всюду оборудование, старалась как-то влиять на нее и сдерживать, как готовый извергнуться вулкан.
В самом деле, со стороны Данаи было совершенно нечестно так обращаться с людьми, думала Каролина. Но фотографии Данаи были фантастичны, самые лучшие журналы хотели с ней сотрудничать, она была дорогим гостем для редакторов журналов мод.
Если вы работаете с Данаей, на вас падает отражение ее славы, поэтому, конечно, никто не уходил, но атмосфера в «Имиджисе» сильно изменилась. Каролине всегда нравилось думать, что «Имиджис» был чем-то вроде театрального клуба, где все друг друга знали и уважали талант каждой отдельной личности, но сейчас это больше напоминало какое-то провинциальное шоу с трагической развязкой. Даная-деспот – имя, которое прочно пристало к ней, хотя она об этом не знала, но Каролина очень опасалась, что они были правы.
«Совершенно определенно в этом замешан мужчина, разве не так всегда происходит?» – мрачно думала Каролина, спускаясь по лестнице и направляясь в третью студию, чтобы выяснить, что там было не так на этот раз. Гала рассказала, что все это происходило из-за Вика Ломбарди, телерепортера, с которым Даная познакомилась на съемках на острове Харбор. И конечно, с ним Даная сбежала в Вашингтон, оставив их на растерзание толпам раздраженных клиентов, перед которыми им нечем было оправдываться. Если это был способ Данаи так выражать свои чувства, то, несомненно, их отношения зашли далеко.
Она помедлила у дверей студии, пытаясь понять, что происходит внутри, но там царила тишина. Не было музыки, громких голосов, всхлипываний, смеха ребят из рок-группы. Больше не было ощущения, что здесь один за всех и все – за одного. Джесси-Энн и Даная были захвачены водоворотом событий собственной жизни и решали личные проблемы за счет «Имиджиса». А во всем виноваты мужчины!
Открыв дверь, Каролина увидела мрачную молчаливую сцену. Гала в коротком облегающем черном шелковом платье стояла, печально прислонившись к белой стене, сбросив замшевые туфли на каблуках, на лице с безупречно-изысканным макияжем – выражение усталости. Чтобы поддержать ее, Каролина ободряюще улыбнулась и подумала, что Гала обладает некоей магической красотой даже в выражении крайней усталости.
Фрости с банкой колы небрежно откинулась в кресле и выглядела бледной, но стойкой. Моника доедала какие-то сладости, обертки от двух конфет, съеденных раньше, скатанные в маленькие шарики, валялись под ногами. Гектор тихо курил в углу, хотя в «Имиджисе» курить было строго запрещено, а Изабель, облокотившись на ярко освещенный туалетный столик в уборной, внимательно разглядывала свое отражение в зеркале. Целый кронштейн изысканной одежды «от кутюр» нескольких лучших американских фирм ждал, пока Даная обратит на все это свое внимание, а рядом выстроились раскрытые чемоданы с аксессуарами – обувь, ремни, сумки, ленточки, шарфы.
– Я думаю, бесполезно спрашивать, что не так, – произнесла Каролина со вздохом.
– Все как обычно, только и всего, – пробормотала Моника, – обычная нахлобучка Данаи.
– Не совсем обычная, – поправила Гала устало. – Просто она четыре часа потратила на то, чтобы снять это платье, и ей не нравится ни один из снимков. Она обвинила Монику, что она не могла при помощи аксессуаров добиться того эффекта, который нужен, кричала на Гектора, что мои волосы не так уложены, но мы пробовали причесать их несколько раз, предлагали разные прически, но она всех их ненавидит. Изабель меняла оттенки макияжа, пробовала золотой и бронзовый, потом перешла к пурпурно-розовым тонам, она пробовала изобразить невинный взгляд, потом взгляд умудренного опытом человека, но Данае ничего не понравилось, она ничем не была довольна. А бедная Фрости просто ничего не могла сделать правильно.
– И во всем этом она винит Галу, – добавил Гектор. – Даная держит этого бедного ребенка под раскаленными лапами с одиннадцати утра, она даже не разрешила ей присесть, потому что платье настолько облегающее, что может расстегнуться… Моника должна стягивать его каждый раз, когда Изабель вынуждена переделывать макияж. Даже для всех нас это невыносимо, но только Бог знает, как терпит все это Гала! Знаешь, девочка, – сказал он, поворачиваясь к Гале, – ты – личико номер один Соединенных Штатов Америки. И ты не должна хлебать это дерьмо, ты можешь выбирать любую работу, какую захочешь, и любого фотографа.
Гала посмотрела на свои отекшие ноги в туфлях, которые были на полразмера меньше и нещадно впивались.
– Я уверена, что Даная не хотела нас обидеть, – прошептала она. – Просто глядя в объектив, она не видит того, что хотела бы видеть. И поэтому она расстроена, потеряна. Как вы не можете понять?
– Если честно, то не могу, – холодно ответила Фрости. – Она так же, как и я, великолепно знает, что и ты и это платье – все выглядит изумительно. Ей действительно не так уж много приходится делать, чтобы покупатели были счастливы: просто выбрать нужный ракурс и хорошее освещение, а у нас определенно все это есть.
– А ведет себя так, будто она – недоделанный Рембрандт, или некто в этом роде, – добавил Гектор, – и сводит нас всех с ума.
Стоя в проеме двери, Даная холодно смотрела на них.
– Это и в самом деле так, Гектор? Хорошо, если я свожу тебя с ума, тогда можешь уйти до того, как я тебя уволю.