Джесси-Энн старалась убедить себя в том, что девушка просто хотела оказать ей любезность.
– Большое спасибо, – ответила она, – но мне бы хотелось, чтобы Джон все время находился со мной.
Ей не хотелось подробно рассказывать Лоринде о причине такого решения, хотя она не сомневалась в том, что Лоринда уже была в курсе всего, что произошло с ней.
– Понимаете, – снова заговорила Лоринда, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, – я просто подумала о том, как долго придется ребенку париться в помещении. Мне кажется, в «Имиджисе» ему просто нечем заняться и очень скоро здесь все надоест. Как вы отнесетесь к тому, что я возьму его с собой на прогулку? В парк или, знаете… на ту улицу, где магазин игрушек? Или еще лучше, свожу Джона в зоопарк?
– Еще раз большое спасибо, – ответила Джесси-Энн. – Я очень ценю твое участие и обязательно подумаю об этом.
Не успела Лоринда закрыть за собой дверь, как улыбка мгновенно исчезла с ее лица, которое теперь было перекошено злобой и печатью крушения всех надежд. Не заметив выходившую в этот момент из офиса Каролину, Лоринда случайно столкнулась с ней.
– Извини, – сказала она, отвернувшись.
Каролина с удивлением посмотрела ей вслед, пытаясь угадать, что произошло? Может, случился какой-то скандал? Но из-за чего? Счета? Неужели у Лоринды существуют какие-то трудности в общении с Джесси-Энн? Она колебалась, глядя на закрытую дверь офиса Джесси-Энн, раздумывая, стоит ли зайти к ней и поинтересоваться тем, что случилось, но, взглянув на часы, поняла, что уже опаздывает на назначенную встречу в агентстве Николса Маршалла. Что бы ни произошло между ними, придется немного повременить с выяснениями.
Громко хлопнув за собою дверью туалета, Лоринда подошла к ряду раковин. Бросив сумку на стул, она увидела в зеркале перед собой отражение собственного перекошенного злобой лица. Трясущимися пальцами она пыталась разгладить морщинки и низко опущенные уголки губ. А она-то думала, что легко справится с поставленной задачей! Узнав, что няню уволили и Джесси-Энн сама взялась подыскать замену, Лоринда решила, что наконец-то настал долгожданный момент. Все шло по плану, и если она проявит немного смекалки, то Джесси-Энн собственноручно поручит ей присматривать за Джоном. Была готова новая квартира, в уголке которой стояла новая маленькая детская кроватка, в которой будет спать Джон с красивыми игрушками, которые позабавят малыша. Она даже запасла в холодильнике все, что, как ей казалось, очень любят маленькие дети. Нужно сохранить мальчика в целости и сохранности до тех пор, пока она не отомстит Джесси-Энн. А затем, отдав малыша Харрисону, она сама, как и подобает доброму ангелу-хранителю, присоединится к их маленькой компании. Часто имея дело с математическими вычислениями, она была знакома с законом средних чисел, поэтому допускала, что может случиться всякое, что повлечет за собой нарушение симметрии хорошо разработанного ею плана, и тогда нужно будет принести в жертву маленького Джона. Но ей очень не хотелось причинять боль Харрисону такой неприятностью. «Нечего сентиментальничать по этому поводу, – предупредила она себя, не отрывая черных глаз от зеркала, – хотя бы потому, что ты любишь Харрисона Ройла! Помни о том, что Джон является не только частицей Харрисона, но и Джесси-Энн тоже, и согласно все тому же закону средних чисел, он тоже унаследует черты ее дьявольской натуры».
– Привет, Лоринда! – В дверях показалась Анабель, самая первая модель Гектора, которая стала теперь одной из звезд «Имиджиса». – Господи, – глотая воздух, сказала она, – мне срочно надо покурить, а это единственное укромное место, где Джесси-Энн не сможет меня найти. – Проталкиваясь к раковине и доставая из кармана пачку «Мальборо», она взяла в свои длинные, аккуратно наманикюренные пальцы сигарету и начала пускать струи сигаретного дыма. – С тобой все в порядке, Лоринда? – спросила она, с удивлением глядя на девушку, которая выглядела чрезвычайно бледной и какой-то странной.
Засунув руки в карманы свитера и отвернувшись от зеркала, Лоринда резко ответила:
– У меня все в порядке, просто я немного устала, вот и все.
– Слишком много проводишь бессонных ночей, – поддразнивала ее Анабель. – С этим немедленно надо кончать, Лоринда, потому что это обычное баловство. – Затянувшись, она закашлялась, а потом снова принялась пускать дым. – Бог мой, нужно срочно бросать эту привычку: знаю, что это надо непременно сделать, иначе курение окончательно погубит меня.
Держа руку в кармане, Лоринда сжимала в ладони холодный металлический ключ – ключ от ее собственной квартиры. До завтра Джесси-Энн может найти новую няню, и тогда слишком поздно будет что-то делать… Больше она не станет ждать. Нужно сегодня же увезти Джона. Не говоря ни слова, она прошла мимо Анабель с маской презрения на лице.
– Эй, извини! – крикнула ей вслед Анабель. – Я же просто пошутила, я вовсе не думала обижать тебя, Лоринда. – Анабель глядела удивленными глазами на плотно закрывшуюся за ушедшей Лориндой дверь. – Во дает! – нервно бормотала она. – Ведь я же только пошутила.
«Вот это денек», – подумала Джесси-Энн, устало плюхнувшись в кресло. Уже пять часов вечера, а работа в самом разгаре, в каждой студии толпился народ, и «Имиджис» напоминал пчелиный улей, переполненный манекенщицами, фотографами, посыльными.
Здесь царила более напряженная, чем в присутствии Данаи, атмосфера, и это во многом объясняло то, как вела себя Даная до случившегося… Она всегда старалась уладить все конфликты между сумасбродной Шейлой и Орсоном Уэллсом, вечно бегающим по студиям и орущим, что все не так и ничто не вселяет в него надежды.
«Надежды, – повторила про себя Джесси-Энн, – каждый понимает это слово по-своему». На что надеялась она, выходя замуж за Харрисона? Было ли у нее другое, кроме надежды, чувство, гарантирующее долгую и крепкую любовь? Да, было, потому что она все еще до безумия любила Харрисона. Было бы куда лучше, если бы она охладела к нему, по крайней мере, не было бы в сердце такой щемящей тоски. Она ошибалась, думая, что бурный рабочий день поможет ей забыть о собственных печалях и горестях. Даже в моменты приятного времяпрепровождения за заполнением заказов и счетов, а также проверки состояния дел в других студиях она не могла отключиться от своих неприятностей. Каждый раз, когда ее взгляд падал на голубоглазого темноволосого Джона, сердце сжималось от боли.
Ее сын спал на софе с белой твидовой обивкой, вытянув тонкие, маленькие ножки с острыми коленками и подперев крошечным кулачком щеку. Одному Богу известно, как сильно она любила этого малыша, который с самого рождения не переставал являться для нее источником беспредельной радости. И сейчас, по прошествии двух лет, он был для нее не только ребенком, но и замечательным другом. Джон рос очень умным мальчиком, проявлявшим любознательность к окружающему миру, и быстро схватывал то, что было недоступно пониманию более взрослых детишек. Он всегда чувствовал ее настроение, даже когда она притворялась, надевая маску благополучия и довольства, а когда начинала сердиться и давать волю своим чувствам, он смотрел непонимающим взглядом, а затем, как бы успокаивая ее, протягивал к ней свои маленькие ручки и говорил: «Я люблю тебя, мама». Глядя на Джона грустными глазами, она думала, что в хорошее время он бы играл с другими малышами под няниным присмотром, а вместо этого сидит теперь и играет сам с собой в пустом офисе. Джон быстро привык к произошедшим в его жизни изменениям, неотступно следуя за ней по студиям, восхищаясь видом оборудованных телефонами и компьютерами комнат. Но сегодня утром он спросил свою мать, скоро ли он увидится с папой и можно ли ему написать письмо, после чего, зажав в руке авторучку, он с помощью Джесси-Энн нацарапал аршинными буквами послание следующего содержания: «Дорогой папочка, я скучаю по тебе и люблю тебя. Джонни». С чувством гордости Джон наблюдал за тем, как Джесси-Энн вложила перепачканное чернилами письмо в конверт, запечатав его и даже позволив ему приклеить почтовую марку.