Что она имеет в виду? Мама говорит:
— Мы идем к фюреру.
Хедда спрашивает:
— А там нам дадут пирога?
Хольде подхватывает:
— У фюрера наверняка найдется для нас кусочек.
— Чушь какая! С какой стати у него пироги?
— Он же фюрер, Хельга.
— Теперь ни у кого их нет. Откуда, спрашивается, в Берлине пироги?
— Наверно, самолет привозит.
— Ерунда.
— Но ведь самолеты все время летают.
— Но, разумеется, не за тем, чтобы доставлять для нас в Берлин пироги.
— А для фюрера? Мама! Нам дадут пирога?
Мама говорит:
— Вы что, совсем оголодали?
Няня собирает вещи. Приходится ей помогать, чтобы побыстрее управиться. Брать только летнюю одежду или еще что-нибудь теплое? Няня спрашивает маму:
— Ночные тоже?
— Нет, нам они больше не нужны.
Это еще почему? Мама смотрит на нас, каждому разрешается взять по игрушке.
— Но только по одной, слышите?
Хайде отчаянно ищет свою куклу Но той нигде нет — ни в кровати, ни среди других игрушек. Или ее забыли в бункере? Может, кукла лежит внизу, в галерее? Нет.
Няня пожимает плечами:
— Ничего не поделаешь.
Но Хайде непременно подавай старую любимицу.
Тут мама начинает терять терпение и говорит няне:
— Возьмите другую куклу.
Сестра вот-вот расплачется. Мама берет ее на руки, она тоже не знает, как быть:
— Ну что прикажешь делать? Ведь надо срочно уходить. А куклу нигде не найти.
Хайде согласна взять другую куклу. Но не по-настоящему, видно по ее лицу, когда няня убирает игрушку в чемодан. Потом нас ведут вниз. Папа тоже спускается, он совсем бледный. И еле передвигает ноги. Что же с нами будет?
На улице ждут два автомобиля. Мама говорит:
— Хельга, ты садись с нами, вперед. Остальные поедут с господином Швегерманом.
Забираемся в лимузин, папа получил его от фюрера в подарок на Рождество. Бронированный, с пуленепробиваемыми стеклами. А как же малыши в другой машине, у которой нет таких прочных стекол? Мама сидит рядом и тихо плачет. Папа молчит, водитель тоже. Мы не выходили на улицу целых три дня, с того самого ночного переезда в город. И только сейчас видим, как здесь все разрушено. Одни руины кругом, в домах огромные проломы, а толстые стены вот-вот обрушатся. На каждом шагу горы мусора. Асфальт изрыт воронками от гранат. А там что? Вон там — мертвый человек? Мама не отвечает. Но тот безжизненный мешок действительно похож на мертвеца. Конечно, если ни разу в жизни не видел покойника, трудно сказать наверняка. Но мы уже проехали.
Сворачиваем на Фосштрасе. Раньше весь этот короткий путь мы проделывали пешком. Останавливаемся. К счастью, по дороге не попали под обстрел. Папа выходит первым, водители несут чемоданы. Малыши быстро вылезают из второй машины, кажется, они всю дорогу проплакали. Ко мне подбегает Хайде и спрашивает:
— Что там за ямы были на улице и кучи камней? Это стройка?
— Видимо, да.
— А где же тогда строители?
— Наверно, закончили работать. Ведь уже пять часов. И вообще воскресенье.
Хайде берет мою руку и больше не отпускает, все следуют за папой. Кругом одни развалины. Мы находим вход и лестницу вниз, в подвал. Хотя нет, в бункер.
Тут четыре крохотные комнаты без окон. А дома почти сорок. Даже с картоном в окне, все равно лучше. Тут вечная темнота, если не включать свет. Тут ни одного солнечного лучика, ни одной щелки, через которую бы пробивался день. Тут не слышно, как поют птицы. И воздух неподвижный, хотя работает кондиционер. Эти комнаты для нас с мамой, папа направляется дальше по коридору. Говорит, надо спуститься вниз. Но ведь мы и так уже глубоко внизу. Оказывается, есть еще один этаж. Там папин кабинет. И долго нам здесь сидеть?
Все наперебой задают вопросы:
— А няня сюда придет?
— А учительница?
— А где она вообще?
— И почему мы не взяли с собой ничего на ночь?
— Почему никаких вещей не нужно?
Ведь они, судя по всему, нам понадобятся. Мама не знает, что ответить. Укладывает малышей, эту ночь придется спать в майках, с нечищеными зубами. Как мы опустились! Теперь у нас нет даже собственных кроватей, только специальные для бомбоубежищ. Неудобные, двухъярусные, как у маленьких детей, но для других в такой каморке нет места. В Ланке был лес, озеро и много зверей. Пусть не всегда все замечательно, потому что в Ланке мы то и дело натыкались на женские вещи. Раз даже нашли помаду такого цвета, какого ни разу не видели на маминых губах. Тогда-то мы и догадались, что папа ездил в Ланке не один, как рассказывал. В Шваненвердере женщины тоже появлялись, но там они посещали папу как официальные гости. На самом деле в Шваненвердере было лучше всего: мы даже школьных подруг к себе приглашали. А еще катались на лодках и учились плавать. Зато в городе у нас самые красивые комнаты, и, живя там, мы часто видели папу, даже днем. Он ходил с нами гулять и всякий раз что-нибудь покупал. Городская квартира прямо-таки завалена игрушками, в детской не все помещаются. Здесь у нас ничего нет. Пирога и то не дали. Сегодня опять ничего хорошего.