II
Теперь нас шестеро. Сон еще не кончился, совершенно темно, до утра далеко, дай поспать, не тряси меня, пусти… Хайде, младшая сестра, только родилась, но не вставать же из-за этого среди ночи, вот рассветет, утром, — мы с радостью ее навестим; оставь, наконец, меня в покое, ведь в школу не надо и воздушной тревоги нет, нет же никакой воздушной тревоги.
Она растолкала меня. И снова ушла, уводя остальных в ванную. Сколько времени? Зачем в бункер? Ведь сон еще не кончился. Кто включил свет? Постель теплая, подушка расплющена. Кто здесь шептал: «Подъем, живо умываться»? Няня. Слышу ее голос из ванной, тихо разговаривает с малышами. Сказала: «Вас заберут».
Почему заберут? Кто? Куда? Неужели поедем к маме, смотреть на Хайде? Но ведь они спят. Что-нибудь случилось? Мама уже целый месяц в больнице, ей было плохо, все это время она ждала ребенка и всегда, когда мы ее навещали, была очень грустная. Все-таки получилась девочка, а не второй мальчик, как хотел папа. Однажды после обеда маму отпустили из больницы домой, тогда родители еще говорили о маленьком сыне.
Через щелку между занавесками выглядываю на улицу: по-прежнему темным-темно, ни одного огонька, кругом светомаскировка. Ужасно тихо и ужасно рано для птиц и для людей. А ветер есть? Не понять, деревьев не видно. Хотя — нет, вон прямо перед окном качается ветка. Но она совсем голая, и шумят не листья, а вода в ванной. А так здесь, в квартире, тихо. Няня кричит: «Хельга, соберешь игрушки, для каждого по одной? Но только по одной, слышишь? Больше не разрешается».
Хочу сказать, но в такую рань язык просто не слушается: если мы едем в Шваненвердер, то совсем не нужно брать с собой игрушки. И для чего тут два уложенных чемодана с теплыми вещами? У нас в каждом доме хватает одежды. В ванной тепло, запотевший кафель, все окутаны облаком пара. Няня стоит с Хольде перед умывальником, но сестра не хочет открыть рот и почистить зубы. Что означают эти чемоданы с одеждой?
— Некоторое время вы поживете у одного знакомого ваших родителей, он уже ждет внизу. Мама еще очень слаба, и у нее пока хватает забот с Хайде. А у отца нет времени, чтобы следить за всеми, вас же пятеро, а он допоздна работает, иногда даже ночует у себя в кабинете или в Ланке, и, кроме того, он постоянно в разъездах. Пожалуйста, не копайтесь так долго.
Сестры и брат совсем не слышат няню, никак не проснутся. Хельмут ждет, когда его умоют, Хедда роется в белье, а Хильде на горшке вот-вот заснет. Все молчат. Хольде чешет ногу, у нее гусиная кожа. Няня заплетает ей косички.
В детской холодно. У нас с Хильдой новые куклы, папа привез их из Парижа. У него для нас и правда мало времени, на прошлой неделе был в Париже, оттуда сразу поехал в Вену и вернулся только позавчера. Выгребаю из ящика Хельмутовых солдатиков вперемешку с домашними животными Хольде. Хедда все равно играет только со своей куклой; та еще лежит в кроватке, под теплым одеялом. В чемоданах нет места, но если придется где-то ночевать, то нам и мягкие игрушки нужны. Кто этот папин и мамин знакомый? Мы его уже видели? Никакого желания куда-то ехать так рано, в темноте. Мне холодно, нужно одеваться, но я еще немножко хочу побыть в теплой пижаме и не хочу натягивать холодное белье.
А где, вообще, папа, он с нами не попрощается? Еще спит или у мамы в больнице? Может, он вчера, после своего дня рождения, поехал в Ланке и ночует там. Няня кричит в темный коридор: «Хельга, ты готова? Тогда причешись хорошенько и спускайся в гостиную, там вас уже ждут. Поздоровайся с господином и скажи, остальные сейчас придут».