28
- Посмотрите, какой нахал! - возмущался Иванов, передавая Антону Феликсовичу брошюру.
Браницкий надел очки.
"В. В. Стрельцов. Моделирование возвратно-временных перемещений с помощью аналоговой вычислительной машины. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата физико-математических наук".
- Ай да Перпетуум-мобиле! Право, любопытный поворот: нельзя физически переместиться в прошлое, но можно воссоздать его в настоящем. Недурно... Историки до земли поклонятся... А кто оппоненты? Форов?
- И зачем ему понадобилось оппонировать, - попенял Иванов, - не дорожит авторитетом!
- Авторитет Форова уже ничто не поколеблет. Кстати, автореферат адресован мне, как он оказался у вас?
- Я подумал, что понадобится отзыв, и вот, подготовил.
Браницкий пробежал глазами три машинописных страницы и остановил взгляд на последних строках: "Декан факультета... Заведующий кафедрой..."
- Я не подпишу это, - сказал он брезгливо.
- Тогда я пошлю за одной своей подписью.
- Ваше право. Но автореферат оставьте, он мне понадобится.
- Вы... хотите дать положительный отзыв?
- Вот именно!
- Это же беспринципно, профессор! В свое время...
Браницкий с трудом сдержался.
- В свое время я, к сожалению, действительно допустил беспринципность.
- Что вы имеете в виду?
- Отзыв научного руководителя на вашу диссертацию, Иванов!
- Не пожалейте об этих словах, - сказал бывший аспирант и вышел из кабинета.
29
Вот и еще один учебный год подошел к концу... Только россыпь втоптанных в пол кнопок и сиротливые подрамники, на которых еще вчера белели чертежи, напоминают об отшумевших защитах.
На столе перед Браницким - групповая фотография выпускников. С обратной стороны рукой Тани Кравченко написано: "Дорогому Антону Феликсовичу с уважением и любовью". Рядом свежий номер "Радиофизики" со статьей, которую рецензировал Браницкий ("Как быстро летит время!").
Вечером в институтской столовой состоялся выпускной банкет. Профессор грустно всматривался в неуловимо изменившиеся лица молодых людей: "Для них я уже прошлое..."
Домой Антон Феликсович отправился пешком, Таня и Сергей пошли провожать.
- Принципиальную разницу между человеком и машиной, - заговорил Браницкий, вспомнив семинар, - видят в том, что машина работает по программе. Это взгляд свысока. Вероятно, так думали патриции о плебеях, американские плантаторы о черных невольниках, "арийцы" о представителях "низших" рас. Мол, наше дело - составлять программы, а их - этим программам беспрекословно подчиняться.
- А разве не так? - спросила Таня. - И вообще, допустимо ли сравнивать машину с человеком, пусть невольником? Он ведь ни в каких программах не нуждается...
- Неправда, Татьяна Петровна. Стоит человеку появиться на свет, и его тотчас начинают программировать. Впрочем, генетическая программа руководит им еще до его рождения. Она предопределила сроки внутриутробного развития, наследственные признаки, безусловные рефлексы и инстинкты. И после рождения жизнь человека подчинена ей же, но это лишь одна из программ. Воспитание и образование...
- Тоже программирование, - закончил за Браницкого Сергей.
- Да замолчи ты, - рассердилась Таня.
- А что, разве тебя не приучали к горшку? А потом - держать ложку и вилку? Одеваться? Мыть руки перед едой? Антон Феликсович прав!
- Речь тоже основана на программе, - продолжал Браницкий. Грамматика, синтаксис... На каждый школьный предмет, на каждую вузовскую дисциплину - своя программа.
- Но ведь есть же такое понятие - свобода! - не сдавалась Таня.
- Свобода, за которую отдали жизни Байрон и Эрнесто Гевара, и "свобода" в понимании американского президента, свобода, утраченная узником, и "свобода", растрачиваемая бездельником, - что между ними общего?
- По-моему, свобода - это отсутствие всякого подчинения и принуждения!
- Значит, "свобода" делать пакости - тоже свобода? - снова вмешался Сергей.
- Рассуждая о "правах" и "свободах", нужно помнить, что "права" одного могут обернуться бесправием многих, что эгоцентрическая "свобода" делать все, чего душа пожелает, на деле означает насилие над другими людьми.
- Да согласна я с этим, Антон Феликсович! У меня по философии пятерка. Но вот идеалисты считают, что свобода личности состоит в независимости ее сознания от объективных условий, метафизики противопоставляют свободу необходимости, волюнтаристы проповедуют произвольность человеческих поступков, фаталисты же убеждены в их предопределенности. А как считаете вы?
- Что толку провозглашать: "Мое сознание ни от кого не зависит - это и есть подлинная свобода"? Свобода, которую нельзя воплотить в действие, фиктивна. А если свобода заключается в том, чтобы упрямо противиться необходимости, - она попросту глупа. Произвол вообще несовместим со свободой. Предопределенность же поступков, если допустить, что она существует, исключает возможность выбора, а без нее какая свобода!
- Поэтому мы и говорим о свободе как о познанной необходимости, да?
- И еще нужно осознать, что прогресс человечества все более ограничивает свободу индивида, которому поневоле приходится подчинять свои личные интересы неизмеримо более важным интересам общества.
- А если общественное устройство несправедливо? - спросил Сергей.
- Тогда и говорить не о чем... - нахмурился Браницкий. - Так вот, мы придумали для машины первоначальную программу, а для нас ее предусмотрела природа. Человек в ходе исторического развития занялся самопрограммированием, начнет совершенствовать свои программы и машина.
- Позволят ли ей это? - с сомнением сказала Таня.
- Рано или поздно - да. Уже существуют самоусовершенствующиеся и самопрограммирующиеся машины. И коль скоро человек доверил машине усложняющийся интеллектуальный труд, то по логике вещей будет вынужден доверить и совершенствование программ.
- Под своим контролем, разумеется?
- Вот здесь и возникают социальные проблемы. Что за человек воспитает машину, какое наследие передаст ей?
- А возможность бунта машин? - добавил Сергей. - Если машина выйдет из-под контроля...