– Кого? – осторожно полюбопытствовал с удовольствием надевший привычную милицейскую форму младший сержант Василий Сафонов.
– Да этих, шибко умных. Студентов, врачей, доцентов всяких… Враги они.
– А может, он советский ученый? – вошел Василий во вкус доверительной беседы с начальством.
– Как же… Советские ученые, чтоб ты знал, это карьеристы, а настоящие ученые… О, это умные люди. Но они не советские. Понимаешь, они даже выпить толком не умеют, драться не любят, крепкого словца сказать не могут. Потому я их не люблю. Простоты в них нет.
Висевшие друг против друга портреты двух Ильичей, лысого и бровастого, одобрительно переглянулись.
Почему начальник не любит врачей, Васька выяснять не стал. Он и сам недолюбливал медицинских работников – однажды так сделали ему укол, что потом у него на заднем его лице, как он любил выражаться, выскочил чирей, один из тех, на которые, как на осу, не сядешь.
– Так что ты за ним следи, – подвел итог беседы начальник. – Правда, от водорослей большого вредительства быть не может – у нас их и так хоть отбавляй, река зарастает… Но все равно надо держать ухо востро.
Капля, неспешно текшая по веснушчатому лбу рыжего, не в масть, Мериноса, съехала наконец ему на переносицу, и он обстоятельно и неторопливо выматерился, доказав, что если матерщина – игра, то он в нее играет на своем поле.
9
Сделать лицо… Из чего можно сделать лицо? Из яблок, груш, травы, жира, столярного клея, красителей, конского волоса, детских кубиков, строительных блоков, мрамора, бронзы… Но самое красивое – человеческое лицо, мужское, женское, не сделанное, без яблок, жира, красителей и т. п.
Такое лицо было у женской резной головы, венчавшей нос барка «Хрустальный ключ», потому что то был именно барк, не шхуна и не баркентина, и стояли на том барке прямые паруса на фок– и на грот-мачте и косые – на бизань-мачте. Широкоскулый боцман Дирк Слоттам наказывал матросов не только за непочтительные отзывы об их старом корабле, но даже если они при нем называли деревянную голову на носу уродиной или, пуще того, Горгоной Медузой. Нельзя давать непристойные имена хранительнице корабля, небось на испанском судне бы не посмели, побоялись бы за свои матросские задницы, там розог не жалеют. «Хрустальный ключ» как раз шел мимо испанского берега близ мыса Финистерре.
Капитан до сих пор никому на глаза не показывался, команды отдавал ван дер Вейде, помощник капитана. Матросы, подвыпив, не раз хлопали по плечу боцмана, подначивая его признаться, что никакого капитана, кроме ван дер Вейде, на судне не было и нет. Но Дирк Слоттам, сам матросивший десятилетиями и плававший даже на португальских и английских судах, вовсе не улыбался в ответ на такие фамильярности; он крутил и крутил свой длинный рыжий ус, со всей фрисландской обстоятельностью выслушивал говорившего до конца, а потом отвечал: у нас есть на судне капитан, и зовут его капитан Фалькенберг, просто ему сейчас неможется, и он лежит у себя в каюте.
Один из матросов, перебравший рома и не удовлетворенный объяснениями боцмана, полез было на него с кулаками. Слоттам ударил его только раз коротким, но молниеносным движением руки, похожей на бычью ляжку. Очнувшийся к ночи матрос потом шутил, что ему, должно быть, рухнула всей тяжестью на голову сама Горгона Медуза.
10
В-седьмых, есть все равно захочется. Сколько бы продуктов ни было в доме. Через какое-то время – скажем, на седьмой день – обнаруживается, что осталось какое-то странное сочетание – к примеру, венгерский зеленый горошек в банках и карамель «Театральная» – и есть это уже больше невозможно. И тогда человек выходит из дому, делает великие географические открытия, без телескопа замечает новую планету, попадает под троллейбус или покупает себе еду.
Продукты – это продукт чьего-то труда, трудится либо человек над природой, либо природа – над собой. Человек еще не научился из трудов над собой извлекать что-нибудь съедобное. Может быть, и научится, определенно научится.
А покамест Н. шел по лесной тропинке, удаляясь от дома и одновременно от реки, и приближался к человеческому жилью, а главное – к сельскому магазинчику. И продавались в том магазинчике серый белый хлеб, ржавая селедка, баночные кильки в томате, соль крупного помола, лавровый лист в пакетиках с изображением лаврового листа и проигрыватель «Аккорд» с пластинками хора имени Веревки и вокально-инструментального ансамбля «Самоцветы». И была там продавщица, простоволосая и любопытная, начавшая с вопроса: