Таковы были неприятные обстоятельства, при которых я, мои офицеры и матросы познакомились с командой корабля, который снова вышел в плавание на страницах этой книги.
После столь жестокого начала того июньского утра последовало ничуть не более приятное продолжение. Нам пришлось наблюдать, как «Сити оф Багдад» медленно скрылся под поверхностью воды. Наше судно присоединилось к другим своим неудачливым собратьям на морском дне. Потом мы в течение ста семи суток находились в качестве пленных на борту «Атлантиса», а помощник капитана Ульрих Мор, который теперь рассказывает историю «Атлантиса», какой он ее видел глазами немца, был нашим «тюремщиком». Наше судно стало третьей жертвой этого рейдера, за ним последовали другие, коих, увы, было очень много. Все они не смогли противостоять мастерству Рогге, его умению застигнуть противника врасплох, действовать стремительно и, я бы сказал, нагло.
Существование британских пленных на борту «Атлантиса» вряд ли можно было назвать приятным, но на «адском судне» «Дурмиторе», описанном Мором с удивительной откровенностью, все обстояло намного хуже.
Когда «Атлантис» атаковал очередное судно, а это, к сожалению, бывало отнюдь не редко, нас запирали под палубой, и, естественно, в такие минуты мы предавались тревожным размышлениям. С одной стороны, мы знали, что, если отсутствует ответный огонь, нашим товарищам по несчастью на каком-то другом судне приходится нелегко. Но, с другой стороны, если подвергшееся нападению судно отвечало огнем, у нас тоже не было повода радоваться, поскольку наше тюремное помещение находилось как раз над погребом боезапаса.
Не думаю, что мне когда-нибудь удастся забыть те ужасные минуты: каждый из нас находил себе занятие, одновременно делая вид, что все происходящее его нисколько не трогает. Шахматные партии, когда фигуры на доске подпрыгивают и падают при орудийном залпе, карточные игры, сопровождавшиеся пронзительным воем снарядов и топотом сапог немецких моряков над нашими головами, книги, которые читающие их люди держали вверх ногами, сами того не замечая… Такие моменты забыть невозможно, они навсегда останутся с нами, так же как и память о раненых и убитых товарищах.
Но были и другие штрихи этой картины, которые для нас, бывших пленников «Атлантиса», также останутся незабываемыми. Лично для меня история «Атлантиса» уникальна, причем вовсе не из-за числа успешных операций — такие успехи, и Рогге признал бы это первым, в конечном счете — пустой звук. Все дело в том, что, несмотря на уродство и грязь войны, несмотря на применение самых безжалостных приемов боя, на этом судне существовал дух рыцарства, истинное благородство в отношениях человека к человеку, которое оставляет после себя не ненависть, а уважение.
С тех первых дней войны утекло уже много воды, и много англичан, переживших военное лихолетье, нередко удивляются странной «перегруппировке» сил, происшедшей среди народов. Некогда могущественные европейские государства стремительно утрачивают свои позиции, уступая их другим странам. Мир, как и прежде, остается вооруженным лагерем, где все тратят на вооружение максимум, что могут себе позволить, поглядывая по сторонам с ненавистью и подозрением. Сегодня наши бывшие союзники стали «врагами», а бывшие враги перешли в стан «друзей».
Во время своего вынужденного пребывания на «Атлантисе» я часто размышлял о странности происходящего вокруг: сначала затрачивается масса усилий на то, чтобы уничтожить судно, а потом делается все возможное, зачастую с риском для жизни, чтобы спасти уцелевших жертв своего «успеха». Людей сначала ранят, потом, не жалея сил, лечат. Я вообще часто думал, благо времени для этого у меня было предостаточно, о судьбах людских и их причудливом переплетении, о добре и зле. На берегу концентрационные лагеря были переполнены, под гнетом жестокой тирании гибли невинные люди, а в это время моряки «Атлантиса», и первым из них был Мор, рисковали жизнью, чтобы в условиях страшного шторма подобрать уцелевших моряков с только что потопленного судна и обеспечить им безопасность.
Когда нападению подвергся «Сити оф Багдад», Рогге прекратил огонь в тот самый момент, когда мы были выведены из строя, лишившись своего единственного реального оружия — радиопередатчика. Обращение с нашими ранеными было выше всяких похвал. Продовольствие распределялось справедливо. Отношение команды было корректным, а офицеров — по-настоящему рыцарским. Все это значительно отличалось от ситуации на других судах. Хотя мы ненавидели жизнь в неволе, все же не могли не признать, что переполненность «тюремных трюмов» и связанный с ней дискомфорт в конечном счете явился следствием желания Рогге спасти как можно больше людей, не бросая их на волю волн.