Баба Яга появилась где-то через полчасика. Вышла усталая и замученная. Всю дорогу домой, до отделения, молчала, что-то прикидывая на пальцах. В таких случаях я ее не торопил. Бабуля наша свое дело знает, ей сначала нужно самой себе в голове стройную систему уложить, а уж потом она поделится информацией.
— Батюшка сыскной воевода, а мне-то че делать теперь? — спросил Дмитрий.
— Ну… даже не знаю, как сказать поделикатнее, — призадумался я, задержавшись в сенях. — Шел бы ты, Митя… к девкам!
— Куда?! — едва не взвыл он. В глазах счастливого парня вспыхнули огоньки нереализованных гормонов.
— Понимаешь, надо пройтись по дворовым девкам царя Гороха и осторожненько выяснить, не общался ли кто из них с представителями зарубежных держав.
— У-у… — тут же скис Митька, — ежели повыспрашивать только… а государь-то не осерчает?
— Если по службе, конечно, нет. А если ты руки распускать начнешь — сам знаешь, у него расправа короткая.
— Понял, воевода-батюшка, а только мне в этом разе денег на служебные расходы надо…
— Какие еще расходы?
— Да вы ж наших девок лукошкинских не знаете! Кому семечек, кому орешков, а к какой без петушка на палочке и подступиться не моги! Задарма нипочем говорить не станут!
— Так ты их обаяй!
— Ага, а мне потом царь-государь за мое обаяние… три шкуры спустит! Пожалели бы сироту, Никита Иваныч, на такое дело без гроша отправляете…
Я безропотно достал из кармана мелочь и высыпал ему на лопатообразную ладонь что-то около рубля медью и серебром. Довольный вымогатель поклонился мне до земли и ретиво дунул назад, к царскому терему. Я же прошел в горницу к Яге, ожидая ее рассказа.
— Темное это дело, Никитушка… — Насупившаяся бабка без надобности вертела в руках деревянную ложку. — Прав ты был, не своею смертью дворник-то помер. Отравили его… И яд дюже сильный был, здоровому мужику и пары крошек хватило…
— Цианид! — осенило меня. — Нас учили, у него такой характерный миндальный запах.
— Он и есть. По-простецкому «синюшной потравой» кличут… Редкий яд, заморский, его в Лукошкине днем с огнем не сыщешь.
Значит, дворника все-таки убрали. Отравление цианидом вызывает мгновенную остановку сердца, для местных знахарей смерть вполне «естественная». Ну, прихватило слева у человека, раз… и помер. Дело житейское, упокой, Господи, раба твоего… и т. д. Но в нашем раскладе — всё хуже некуда. Если человека убивают, то сразу встают два основных вопроса: кто и за что?
— Как вы полагаете, кто его отравил?
— Ох, Никитушка, грех мне, — поежилась Яга, — а только думаю: это из его домашних кто-то. Яд дворнику в чашке с чаем дали. Чашку ту опосля и вымыть-то не удосужились, обтерли да на свое место вернули. Ну дак я по запаху-то все одно нашла…
— Неужели Ксения?!
— Сама себе не верю… Мыслимое ли дело, чтоб кровная дочь отца родимого зельем злым травила, жизни лишала?!
— Но вы пробовали с ней говорить?
— Сам пробуй, а у меня нервы не казенные, — вновь насупилась бабка. — Прав был батюшка ее покойный: до коровы небось и то быстрее доходит, чем до дуры этой стоеросовой! Я к ней и так и эдак — она все одно: «Тятенька взаправду помер?» — и все что в лоб, что по лбу! Слушай, ну о чем с ней Горох разговаривает?
— Да уж вряд ли о классической литературе или последних открытиях в области кибернетики… — криво улыбнулся я. — А что у нас по этому делу на предмет магии?
— Была она…
— В каком смысле?
— Вот вроде бы есть… чую… а распознать не могу! — еще больше нахмурилась Яга. — Крутится там что-то такое в воздухе, какое-то чародейство черное, но суть его уловить не получается… Я уж, грешным делом, когда покойника-то осматривала, проверила на предмет поросячьего хвостика… А ты нос-то не морщь! Али забыл, как нас шамаханы по три раза на день вокруг пальца водили?!
— Ну и? — скептически сощурился я.
— Ну и нет его… хвоста. Покойник подлинный, ядом травленный, чем тебе не результат экспертизы?