Выбрать главу

— Ух, ты! — Только и смог вымолвить он, на своей привычной каменной плите очутившись.

И было с чего ухать в удивлении. Раньше, когда они в лесу, пусть молодом и не очень частом обитали, то на то, что мир чужой, не Земля, явно только Солнце указывало. На Земле оно не висит все время в зените, потихоньку только тускнея и темнея к вечеру, а с утра вновь на своем привычном месте разгораясь, чтобы прогнать ночную темень. Горизонта же в лесу и не различить за стволами деревьев было. Так вот, горизонта не различить было и теперь, хотя никакие деревья его не закрывали вовсе. Просто земная поверхность, уходя в невообразимую даль, постепенно голубела, переходя в синь небес. Невообразимое на Земле зрелище!

— Я знал, что тебе понравится. — Внезапно проявился призрак, с удовольствием изучая реакцию впавшего в изумление младшего товарища. — Я на Земле при жизни читал в одной фантастической книжке про такую сферу Дайсона. Никак не думал, что сам на такой когда-нибудь окажусь.

— Что это? — Воззрился Максим на своего многомудрого призрака.

— Ты вообще в курсе, что Земля — это большой шар, который, вместе с другими планетами, вокруг Солнца по вытянутой орбите летает?

— Знаю, конечно.

— А теперь представь, что могучие силы всю Землю в блин толщиной несколько сотен метров раскатали. Как думаешь, поверхность этого блина больше получится, чем у первоначальной планеты?

— Понятно, что больше. Ты это к чему?

— А теперь представь, что тем силам этого мало показалось, и они точно также расплющили и Венеру, и Марс, и Меркурий, и даже планеты-гиганты, типа Юпитера с Сатурном, и все астероиды. Вообще все. И из всех этих полученных лепешек собрали сферу вокруг Солнца примерно на расстоянии земной орбиты. Солнце над нашими головами — оно внутри такой сферы, поэтому всегда в зените. И мы тоже внутри. А поверхность у такой сферы, как для обычного человека, так практически бесконечной получается. Тут миллиарды Земель можно расположить рядом друг с другом. Не то, что пешком обойти, даже на самой быстрой ракете моего мира не облететь, хоть сто лет будешь мчаться над поверхностью.

— Это какой же могучей магией обладали создатели такого чуда! — Почти шепотом выдохнул Максим, буквально на секундочку смутно представивший описываемую картину.

— Магией или технологией. Вообще, у нас один из писателей-фантастов высказался, что технологии, при их достаточно высоком развитии, для менее развитых разумных существ будут практически неотличимы от магии.

Пофилософствовали, обсудили, что день и ночь здесь, внутри сферы, очевидно, сменяются благодаря тому, что вокруг Солнца еще какая-то дополнительная сфера вращается, у которой одна половина абсолютно прозрачная, а другая — нет. Причем переход прозрачной в непрозрачную не резкий, а постепенный. Словом, не маги даже такое могли устроить, а только самые настоящие боги. Понятно, что и ту систему с осколком, обеспечивающим переходы между мирами, и всплывающей у Андрея постепенно информацией, тоже только им под силу было устроить. Придавленный величием открывшейся внезапно информации Максим даже свой нынешний остров обследовать не пошел. Посидел, поразглядывал дали вокруг, да с кружащейся от увиденного головой и обратно в свой мир попросил его отправить.

Всю ночь снились какие-то непонятные вещи. То он летал свободно над землей, но в какой-то момент времени словно застревал в воздухе, и тогда участок поверхности земли впереди тоже застывал в недостижимости. То вдруг оказывался на уроке, где учитель заставлял его в уме считать огромные уравнения, грозя в противном случае поставить двойку и вообще исключить из гимназии, как сущего тупицу и лодыря. Не выспался….

Так с чугунной головой утром и потопал в гимназию.

На перемене подрались Аркашка Беспалов и Агей Баев. Причем ведь на ровном месте ссора возникла. Просто, как это в последнее время часто случалось, парни принялись обсуждать, кто кем планирует стать по окончании гимназии. Как-никак уже меньше года оставалось до этого момента. Вот Беспалов и выступил, что единственный, достойный настоящего мужчины и патриота путь в жизни — это пойти вольноопределяющимся в армию. Отслужил год или полтора, сдал экзамен на офицерский чин — и ты уже прапорщик, а то и даже подпоручик. На что ему Агеев заметил, что не хотел бы жить по команде, и что устроиться чиновником — делопроизводителем в какую-нибудь государственную контору может быть куда выгоднее как для кошелька, так и для карьеры. Аркашка назвал такие мысли низкими и недостойными для истинного патриота и человека. Вот они и сцепились. Агею просто другого выбора не оставалось. Обвинение в недостойном поведении — оно такое.… Не ответишь, окружающие совсем перестанут уважать.