— Вот так! Дед, даже уходя в могилу, настоял на своем. — Похоже, Столетову было просто необходимо выговориться. — Он вообще все за меня решал. С кем мне общаться в детстве, какую профессию для себя избрать. Теперь вот, на ком жениться.
— Ты же, вроде, хотел отказаться от женитьбы? Даже вон, зимой собирался в Питере остаться.
— Теперь я просто не смогу так поступить. Последняя воля умирающего священна. — Хоть последние свои слова друг и произнес с явно заметным сарказмом, но видно было, именно так он и считает на самом деле.
— Ты бы хоть на похоронах показал мне свою невесту. — Укорил Артемьев друга. — Она там присутствовала?
— Присутствовала, конечно. А показать,… успеется еще. Ты же не оставишь меня на моей свадьбе одного?
— Куда ж я от тебя денусь.
Словно по заказу, чтобы обоих друзей от их хандры излечить, одногруппники вновь затеяли организацию посиделок. Ефим Трубецкой и в этот раз предоставил для организации вечеринки свой особняк, а Сашка Орлов по проторенной дорожке, чтобы скрасить вечер, попросил свою сестру обеспечить присутствие там женской половины общества.
Максим первоначально, когда узнал, что на вечере будут присутствовать одногруппницы его бывшей пассии, даже хотел отказаться от посиделок, но потом решил: «А, собственно, с чего бы это, он должен себя вести, словно преступник, пойманный за бесчестным поступком? Это исключительно его жизнь, и он не позволит никому диктовать, как ему ее прожить».
В этот раз, Столетов с Артемьевым не опоздали к началу, а пришли вместе с основным ядром одногруппников. Девушек еще не было, занятия в этот день у них в одно время с парнями должны были закончиться, но дамы же, им еще дополнительное время требовалось для последнего, так сказать, прихорашивания.
Но вот прибыли и они. Лихачи высадили своих пассажирок и умчались в поисках очередных нанимателей, а девушки почти сразу по своим знакомцам распределяться начали, чай не в первый же раз уже в таком составе встречаются. Марии в этот раз в числе приехавших не было, и Максим вошел в особняк Трубецкого в гордом одиночестве. Ну, почти в одиночестве, Елена Орлова, сестра его одногруппника, Александра, с какими-то незначительными вопросами его потревожила.
При рассадке за столом пара для Максима все же отыскалась. А просто не только Мария на их дружеской пирушке отсутствовала, у парней тоже убыль в личном составе по сравнению с прошлым разом обнаружилась. Андрюха Лучинкин, помните такого? Жертва провокаторш с гуманитарно-исторического отделения все той же Бесстужевки. Так вот, ирония судьбы заключалось в том, что провокаторши-то эти с революционными тараканами в голове снова оказались тут как тут. И даже в чуть большем числе, чем раньше, не одна Мария в сестры милосердия на фронт собралась. И именно бывшая пара Лучинкина как раз и оказалась возле Артемьева подсажена.
— Меня, между прочим, Инесса зовут. — Объявила она сама, не дождавшись особого внимания со стороны соседа по столу.
— Меня — Максим. — Ну, а что, раз пригласили даму, по правилам хорошего тона обязан теперь ее развлекать весь вечер. Да и внешне та вполне даже недурна собой была. Может, и не будет за счастье народное в этот раз агитировать? Мало ли, перебесилась и стала нормальной.
И первую половину вечера, в самом деле, все очень даже замечательно складывалось. Инесса от употребления горячительных напитков все румяней и общительней делалась. И, быть может, что-нибудь даже сладилось бы у них с Максимом, если внезапно бы она не начала громко, во всеуслышание, хвалить его за то, что не поддался на всю эту патриотическую дребедень со стороны своей подруги и отказался немедленно отправляться добровольцем на фронт. Вот что за подстава такая?
— Не дело это, за финансовые интересы зажравшихся буржуев свою кровь проливать! — Взывала р-революционерка, хорошенько накушавшись Ерофеича, очень крепкой и ароматной настойки на травах. — Наша цель в этой бойне превратить войну империалистическую в войну гражданскую и вымести всех народных эксплуататоров метлой народного гнева.
— Инесса! Вы понимаете, к чему вы призываете? — Попытался Артемьев воззвать свою соседку к разуму. — В гражданской войне во Франции погибли сотни тысяч. Брат шел на брата.
— Пусть погибнут миллионы, зато выжившие станут свободными!
И Максим под конец этой людоедской речи не выдержал:
— Тьфу, дура! Ты сама не понимаешь, что несешь. — И уже ко всей компании: — Простите, господа, боюсь, мне пора уходить, пока не наговорил тут еще каких-нибудь грубостей.