И вот, пришла первая ночь и первый десяток дружинников убыл на причинение справедливостей. Первые ценности снова в Замок потекли, а в Варшаве появились первые надписи на стенах, типа «здесь был Януш» и «это тебе гад за Ядвигу» и, разумеется, первые пепелища. И только после возвращения первого десятка, второй десяток совсем в другой район города отправился. Ну, там призрак разведал небольшой вооруженный отряд, марширующий по улицам спящего города, поэтому вместо обычного грабежа с поджогами отметились стрельбой из засады. И да, про надпись на стене от неведомых мстителей тоже не забыли. Потом третий отряд еще в один район выдвинулся. К утру в Замке прибавилось всевозможных вещей, а в Варшаве медленно, но верно, начинали разрастаться паника и беспорядки.
Замечательно все получилось и с экспроприированными ценностями. Это в прошлый раз молодые дружинники, еще не обзаведшиеся своими домами в поселке на речном острове, задумчиво чесали в затылках, заморачиваясь на тему, куда же все это привалившее богачество девать. В этот раз служба реализации под руководством Аграфены сработала как часы. Заранее нанятые предприимчивыми дамочками извозчики загрузили предоставленные им к извозу тяжелые и габаритные предметы и отвезли их в заранее уговоренные ломбарды, скупки и прочие места, хозяева которых желали приобрести достойные вещи за не слишком великие деньги. Несколько особо ценных, раритетных вещей вообще нашли свое место в главных антикварных салонах Санкт-Петербурга.
Единственное, о чем сожалела предприимчивая Аграфена, так это о том, что госбанк империи вывел из обращения с началом боевых действий всю наличную золотую монету. Серебряная монета, конечно, осталась в ходу, и в свете перекоса соотношения цен на золото и серебро в Бескрайнем мире, она представлялась попаданцам в тот мир даже гораздо более выгодной по сравнению с золотой, но где же покупатели награбленного серебра то на все проданное им наберут? Пришлось брать в качестве расчетного средства обычные казначейские билеты. Бумага, конечно, и со временем явно дешеветь будет, но Груша же не только продавала, но и покупала многое. Те же дружинники, которые вещи для продажи добыли, снабдили ее и списками с желаемыми лично ими предметами. Скажем, взять яловые сапоги нужного размера. Их еще пойди, найди в той же Варшаве, а в Петербурге, да за вырученные деньги — пожалуйста тебе, ровно по мерке и даже подбитые гвоздиками и с вожделенными складками на голенищах. Хотя и без заказов дружинников покупалось многое, что требовалось в растущем человеческом поселении. Женщины, они такие, им только деньги дай, обосновать свои покупки они всегда сумеют.
Пока его дружинники кошмарили население польской столицы, а Аграфена со своим бабским торговым подразделением делала их, своего Лорда и саму себя, любимую, обеспеченными людьми, сам Максим обретался в Санкт-Петербурге. Грыз гранит науки и набирался наглости, чтобы заглянуть в одно известное местечко.
Местечко это было лавкой готовой одежды, специализирующейся в основном на официальной форме для всяческого чиновного люда, военных, студентов, гимназистов и прочих, всех кто еще со времен государя Петра Великого в качестве верхней одежды для повседневной носки обязан был официальные мундиры использовать.
Наглостью же наш герой почитал заявиться пред черные очи той, кто в той лавке верховодила и чьего не то двоюродного брата, не то просто возлюбленного он в иной мир полгода назад отправил. Отправил вполне за дело, грабителем был тот милый брат и друг прекрасной еврейки, но для нее самой этот факт нисколько обстоятельств дела не менял. Виноват и точка! Ну, или Максим считал, что та думает именно так.
Наконец, собравшись с духом, Артемьев после раньше времени в этот день завершившихся занятий потопал в сторону одежной лавки.
«Ага, значит, в лавке помимо самой хозяйки двое, подождем», — прошептал про себя Максим, воспользовавшись Определением Живых, заклинанием, которое он скачал со странного подземного хищника, нападавшего на своих жертв из-под слоя грунта. Подобных заклинаний, чрезвычайно редко им используемых, он уже накачал с охотничьей добычи несколько десятков. Не зря старался, коллекцию составлял, одно вот, пригодилось только что.
Ожидание долго не продлилось, четверти часа не прошло, из лавки вышла старуха со своим великовозрастным сыном. Даже до стоящего на противоположной стороне студента доносились громкие скрипучие вопли чем-то отчаянно недовольной пожилой женщины. Кажется, пора!
— Здравствуй, Голда! — Вежливо поприветствовал он хозяйку, что-то собиравшую с пола.