День 22 октября еще отец Петра Первого, Алексей Тишайший объявил праздничным. Правда, праздник тот, как и большинство праздников на Святой Руси, считался чисто церковным, День Казанской иконы Божией Матери, но праздновали его всем миром, как говорится, и ныне дикой якут, и друг степей, калмык. Ну, и, конечно же, крещеный православный люд в первую очередь. Не работали. По этому случаю, даже занятия в институте в этот день не велись. Собственно, и в том мире охота у Максимовых дружинников тоже была по такому случаю отложена. Все и парни, и женщины были доставлены Максимом еще с вечера на Землю и там оставлены до утра следующего за праздничным дня.
М-да, праздник! Только вот поспать подольше в этот праздничный день у наших студентов не получилось. А обязательную к посещению праздничную Литургию Иоанна Златоуста для них, православных, никто не отменял, и мероприятие это ох, и дли-инное. Правда, Максим и в церкви отыскал себе развлечение. Точнее, развлечение само к нему подошло едва ли не вплотную. Еще точнее, не к нему лично, а просто там, где встал наш студент, был небольшой затененный закуток, и можно было не строить умудренных благообразных ликов взамен обычного своего лица. Так вот, о развлечении…. Красавица Голда встала совсем рядом и была несказанно удивлена, когда какой-то молодой человек тихонько взял ее за руку. Вскинулась. Но, быстро опознав охальника, промолчала и даже свою руку у него не забрала. А немного погодя, еще и улыбнулась тихонечко. А потом снова, с самым серьезным видом на батюшку, читающего какие-то христианские тексты, уставилась. Правда, улыбка снова, то и дело, чуточку искажала уголки ее губ.
После окончания богослужения Максим при выходе уже взял девицу под руку почти что на правах собственника. Ведь дама сама часа два кряду кисть свою у кавалера не отнимала, чего же более то? Запомнилась недовольная гримаса Алексея, когда он увидел, кого «отловил» его товарищ. А поделом ему! Сам усвистал куда-то, завидев какого-то знакомца (или все же знакомую?) в другом конце церкви.
— А давайте куда-нибудь прогуляемся с вами, Глаша. — Предложил он, так еще до конца и не придумав конечного адреса, в котором предложил гуляться.
— А давайте. — С удовольствием и даже каким-то азартом согласилась она. — Только я уже, пока длилась эта служба, проголодалась. Покормите бедную девушку?
Ресторация «Кавказъ», конечно не «Палкинъ», где в основном высшая аристократия и наиболее богатые банкиры обедать изволят, и даже не московский «Метрополь» с их актерской братией, но кормили и здесь изрядно. Но и поедая крупные сочные куски шашлыка по-карски, Максим не смог не вспомнить про себя готовку Айну. Вот уж мастерица, даром, что привидение и даже попробовать свою готовку на соль не в состоянии. Впрочем, Голда блюд Айну не пробовала, ей сравнивать было не с чем. А еще вино! От красного грузинского, с трудно произносимым названием, в голове слегка зашумело, и жизнь в обществе прекрасной дамы стала казаться совсем прекрасной и безоблачной.
— Господин покормил бедную девушку, теперь он желает, чтобы девушка составила ему компанию на прогулке. — Самым строгим голосом распорядился Максим в самого конце обеда.
— Как прикажет строгий господин. — Трепетным голоском пролепетала Голда, опустив очи долу. И рассмеялась заливисто, не удержавшись.
Прогулялись по центру. Дворники, несмотря на то, что работать в день церковного праздника — вроде как грех, весьма оперативно убирали с улиц продукты лошадиной жизнедеятельности, так что прогулку ничто не омрачило. В синема тоже заглянули. Только фильм из жизни аристократии на Максима большого впечатления не произвел, в отличие от прошлой комедии с Максом Линдером. А вот Голда смотрела с живейшим интересом, настолько сильным, что даже шаловливые ладошки парня, оглаживающие ее округлости, не заметила. Максим бы и еще что себе позволил, раз такая свобода действий предоставлена, но одежда девушки успешно противостояла всем его действиям под нее забраться. Да и люди вокруг, хоть, вроде, и темнота, от света исходящего от экрана все, что соседи делают, достаточно отчетливо видно.
После фильма парень уже в голове строил фразы, которыми он мог бы зазвать свою спутницу к себе домой, да она вдруг совершенно внезапно всполошилась: