Выбрать главу

— Сто рублей, если за целого. Но если на куски рубить, то, понятное дело, подешевле выйдет.

— Тю! За сто рублей можно лошадь купить. — Попытался торговаться первый заинтересовавшийся товаром покупатель.

— Так от лошади разве только мозоль на заднице вскочит или горб вырастет, а мужской корешок так и останется вялым висеть.

Внезапно толпу растолкал мордоворот один, путь для важного господина расчищающий.

— Не надо рубить. Куплю целиком. У графа Васильчикова завтра бал намечен. Сия птица там за важную диковинку будет. — Объявил важный господин и казначейский билет с Екатериной Великой протянул Максиму.

Всем замечательна сторублевка, только вот сдачи с нее у селян, продающих цыплят, не оказалось. Чуть не час Максим бегал по рядам, умоляя разменять столь крупную купюру. Наконец, приказчик один сжалился. Так и вернулся гимназист домой с пустой тележкой и целым комком разноцветных денежных знаков в кармане. А купленных цыплят по пути тоже на ритуал пустил, по быстренькому мотнувшись туда и обратно. Только энергии они давали не в пример меньше тех птенцов, так что наметил на днях еще раз попытаться поохотиться.

На следующий день в большую перемену, что для обеда гимназистам дается, их вместо обеда во дворе позади здания гимназии построили. Перед выстроенными недоумевающими причиной школярами вышел Лука Фомич, инспектор гимназический.

— У нас среди гимназистов вчера произошел вопиющий случай. — Громко, на весь двор, начал он гневную речь.

У Максима Артемьева сердце в пятки так и провалилось. Неужто его торгующим на базаре заметили? Так-то ни в каких правилах нет запрета на подобное, но только в прошлом году про случай в московской гимназии в газетах пропечатали, когда старшеклассника изгнали из гимназии только за то, что он не ответил на вопрос инспектора. «Стоял и глупо ухмылялся», — было написано в обосновании исключения.

— Двое ваших товарищей запятнали честь мундира нашей славной гимназии. — Продолжил обличать обнаруженный порок Лука Фомич. Помолчал, нагоняя эмоций, и скомандовал: — Савва Афиногенов и Игнат Буренин, выйти из строя!

Двое вышедших одноклассников Максима стояли с красными лицами, изучая взглядами пыль под ногами.

— Где вы были вчера около четырех часов пополудни? — Задал этим двоим вопрос инспектор, на который ответа так и не получил. — А вы! — Обратился он к прочим гимназистам, выстроившимся перед ним. — Желаете знать, где были вчера обнаружены два сих отрока? Я вам отвечу! Два этих недостойных были пойманы с поличным, в тот момент, когда переступали порог комнаты падшей женщины в публичном доме на Саратовской улице. Какой стыд! — И преисполненный благородного негодования продолжил: — Указом директора нашей славной гимназии Якова Михайловича Зильбермана два этих гимназиста, запятнавших честь нашего учебного заведения, навеки и с позором исключаются из рядов наших гимназистов. Попрошу немедленно сдать ученические билеты и значки.

Игнат, тихий, спокойный парень, вынул из кармана свой билет учащегося и дрожащими руками протянул инспектору. А Савва, шебутной малый и вообще, хулиган не из последних, поняв, что терять ему уже абсолютно нечего, свои билет и значок кинул инспектору под ноги и, с кривой улыбкой, громко произнес:

— А знаете, кто поймал нас в публичном доме? — Он оглянулся на одноклассников, словно призывая их в свидетели. — Наш святой отец Амвросий! Мы с Игнатом только подходили к комнате мадам Зизи, а он от нее выходил. Потный, лоснящийся такой, пояс на брюхе поправлял. А ведь батюшка был настолько болен вчера, что у нашего класса даже урок закона божьего отменили. — И не дожидаясь дальнейших действий инспектора, развернулся и размашистым шагом двинул со школьного двора.

Может быть, вся история с публичным домом и блудливым батюшкой на этом и закончилась бы, если бы у Буренина дядя не работал самым настоящим редактором в известной столичной газете «Новое время». Статья про фарисеев в рясах разом взорвала тихий и благочинный гимназический мир. До самого рождества в гимназию то и дело прибывали различные комиссии, практически парализовав учебный процесс. Отца Амвросия изгнали из рядов духовенства, а инспектор гимназии Лука Фомич Кардапольцев вынужден был уволиться со своей теплой должности по собственному желанию.

Впрочем, Максиму Артемьеву практически не было до всех этих событий ровным счетом совершенно никакого дела. Он внезапно открыл для себя новый удивительный мир.