Так что Аверил прекрасно проводил время с дочерьми Эстэ, тайком посмеиваясь над надеждами их матери и совсем тайком в полусне мечтая о повторении той безумной ночи. Девушки водили его на пруды, где откармливались толстые ленивые рыбы, приплывавшие по звону колокольчика и выставлявшие над водой свои мягкие губы, возили его в деревню шелковых мастериц, которые сматывали с коконов гусениц тончайшую нить, показывали труд сборщиков лака, неглубоко надрезавших кору деревьев и осторожно снимавших со стволов едва застывшие натеки ядовитой смолы. По просьбе Аверила, ему раскрыли тайну легкого серебра, из которого была сделана ваза, привлекшая его внимание. Этот металл научились выплавлять горные племена, они же украшали изделия из него драгоценными камнями и продавали на острова. Большой труд и большое искусство, ведь «легкое серебро» оказалось трудно выплавлять и обрабатывать.
Аверил в свою очередь делал для дочерей Эстэ планеры из бамбука и бумаги и запускал с крыши дома. Удивительно, но за все эти дни девушки не подстроили ему ни одной ловушки, и он даже не догадался, что они думают о предстоящем формальном браке. Они были настолько искренне любезны и так неуловимо сдержаны, что будь они мужчинами, отец и мать Аверила несомненно ставили бы их ему в пример. Тиэ – дочь Младшего Мужа госпожи Эстэ, наследница лаковых плантаций и его «суженая», была, кажется, девушкой добродушной и дружелюбной. Она весело болтала всякую чушь, когда у Аверила было беззаботное настроение, но тактично замолкала, если он на чем-то сосредоточивался. Янтэ, старшая, больше дичилась – впрочем, возможно, она просто грустила по своему отцу или не хотела отвлекать внимание гостя от сестры. Зато когда Аверил спросил, трудно ли научиться кататься на велосипеде, девушки, посовещавшись, выбрали учительницей именно Янтэ. И она с неженской силой удерживала шаткую машину, пока Аверил садился в седло, а затем бежала несколько шагов рядом и резким толчком посылала велосипед вперед, помогая набрать начальную скорость.
Наконец настал день праздника. Утром все снова погрузились в большую лодку, и она направилась вверх по течению реки, к горам.
Около полудня путешественники прибыли на очередную пересадочную станцию. Выгрузились и подкрепились, а быки тем временем перетащили лодку через узкий канал в другую реку. После этого снова плыли весь день, огибая по широкой дуге скалистые красноватые отроги гор, и вечером скользнули в широкий пролив, разделяющий два острова. В темноте Аверил смог различить только огни на противоположном берегу, зато утром, когда проснулся, не поверил своим глазам. На горизонте в небо уходила гигантская гора. Хоть день был ясным, ее вершина терялась среди клубящихся облаков. Основание горы было покрыто густыми зарослями кустарника со странной красноватой листвой. Когда Аверил спросил у стоящей рядом Янтэ, что это за кусты, она опустила глаза, смущенно улыбнулась и сказала:
– Вы скоро увидите. Это вековые деревья, ростом в сорок, а то и в пятьдесят человек.
– Наверное, в древние времена дикие люди именно так представляли себе гору, на которой живут их боги, – восхищенно предположил Аверил.
Янтэ подняла голову и, не сводя взгляда с приближающейся горы, сказала:
– Здесь живут наши Друзья.
Чем ближе они подходили к берегу, тем яснее Аверил понимал свою ошибку. Конечно же, это были никакие не кусты! Просто его слабый ум не смог вместить представшего перед ним зрелища и по неистребимой человеческой привычке тут же приспособил Гору «под свой размер», так чтобы она не казалась такой неописуемо огромной. Теперь он едва сдерживал крик: это было похоже на то чувство, когда «Малыш» в первый раз оторвался от земли, – чувство встречи с невообразимым, с чудом, бесцеремонно вломившимся в привычную жизнь.
Когда лодка, пройдя мимо рассыпанных у побережья скал – «камешков», скатившихся в незапамятные времена со склонов Горы, – причалила у острова и на пирс высыпали местные жители, готовые помочь путешественникам, Аверил дивился про себя: они могли жить рядом с Горой и не смотреть на нее неотрывно, и не кричать от присутствия в своей жизни чего-то настолько явно нечеловеческого, настолько превышающего воображение.