- Заскучал я что-то, - обратился к спящему Веньке ночной незваный гость, - Душа моя неприкаянная притомилась. Мечется, мечется, покою не знает. Неизбывная грусть навалилась на меня. Затуманились мои думы. Кручина скрутила моё сердечное естество… во… во… во, полетела, зараза! Ах, ты…
Дз-з-з-з-з-з-з!!! - что-то промелькнуло в слабом, выбеленном и размытом лунном свете.
Бах!!! - тщедушное тело мужичка рванулось вперёд, как будто им выстрелили из берданки.
Хлоп!!! - твёрдая, как карающий меч, рука с оттяжкой прибила это «что-то» на столе, не оставив ему ни единого шанса на спасение.
- Фу-у-у-ух!!! – довольный проделанной работой, мужичок вернулся на лавку и показал Веньке только что убитую муху, - Видал?
Венька видал. Потому что этот похожий на выстрел хлопок выбил из него весь сон. И сидел теперь Венька рядом с мужичком на лавке, тёр глаза и совершенно не понимал, что происходит.
- Муха, говорю, - мужичок гордо сунул свою добычу под самый нос Веньке, - Я тут на них лучший охотник. У меня и значок от охотничьей организации есть.
Мужичок был именно такой, каким приходил к Веньке во сне: тот же блестящий пиджак, драные, с бахромой, штаны, начищенные лакированные штиблеты. Только теперь Венька заметил, что на лацкане его пиджака сияет круглый, до блеска отполированный значок с нарисованной на нём навозной мухой и надписью по кругу «Отличнику мухобойного труда».
- А вы, собственно, кто? – поинтересовался Венька.
- Сам-то как думаешь? – вместо ответа спросил мужичок.
«Никак я не думаю. Ну вас всех с вашими загадками», - хотел сказать Венька и чуть было не завалился обратно спать.
- Домовой я тутошний, - не дождавшись от Веньки никаких гипотез и предположений, объяснил мужичок, - А ты Вениамин Иванович. Я знаю.
- Все знают. Сорока-белобока кашку варила, деток кормила…
- Какая ещё сорока?! – возмутился домовой, - Какие, к лешему, детки?! Что ты мне тут голову морочишь?!
- Ну…, - растерялся Венька, - Здесь все так говорят. Потому что сарафанное радио…
- Какое-какое радио?! – домовой схватил себя за бороду, выпучил глаза и уставился на Веньку как на слабоумного, - Сарафанное?!!! Скажи ещё, подштанниковое, дуралей! Надо ж, чего выдумал! Не знаешь, что радиосигнал по волнам передаётся? Они так и называются, радио-волны. Потому что радио – оно как море.
- Как море?! – воодушевился Венька, - Скажите пожалуйста!
- Скажу, - кивнул мужичок, - Вот смотри, на море бушуют волны, так?
- Говорят…, - вздохнул Венька, - я не видел.
- Для того, чтобы знать, видеть вовсе и не обязательно!
«Вот и Пантелеймон так же сказывал», - вспомнилось Веньке.
- Радио это бушует и волнуется тоже, - продолжил свою учёную лекцию мужичок, - Волнуется себе, волнуется, потом – раз! – и волну свою как пульнёт! Вроде как из ружья. Опять же, в виде радиовещательного сигнала. А ты говоришь…
- Я не знал, - смутился Венька, - Мы этого ещё в школе не проходили.
- Не проходили! А мозги тебе на что дадены? Там, в мозгах, кстати, такие кривые извилины. У тебя есть?
Венька смущённо потупился и пожал плечами.
- У меня точно есть! Прямо чувствую, как они там извиваются и шевелятся. Даже щекотно, - мужичок хихикнул и дёрнул себя сразу за несколько косичек на голове, - А между извилинами - тоже волны. Только не радио, а другие. Специальные такие волны. Называются – биополе.
- Откуда вы столько всего знаете? – восхищённо поинтересовался у домового Венька.
- Ты уши мои видал?
- Ну-у-у-у-у…
- А ты посмотри, посмотри получше. Можешь даже потрогать, - домовой вытянул шею по направлению к Веньке и придвинул своё огромное мясистое ухо к нему поближе, чтобы Венька мог как следует его разглядеть, - Я ж подслушиваю!
- Что?
- Всё! Всё подслушиваю, подглядываю, вынюхиваю… Нос у меня тоже хорошей величины, не заметил? Я им столько… о… о… о… ещё одна, паскудница, полетела!
Хлоп!!! И новая муха замерла бездыханно под меткой рукой домового.
Глава 12. Очень добрый домовой.
- А бабушка Серафима говорила, - заметил Венька, - что вы даже мухи не обидите.
- Не обижу! – подтвердил домовой, - Никогда в жизни не обижу ни единой мухи!
- Но ведь вы же… только что…
- Что я только что? Что я такого сделал? – обиженно поджал губы домовой, - Давай мы лучше у неё самой спросим. Эй, муха! Я тебя чем-нибудь обидел?