- Нож держат в одной руке, - объясняет Добрыня, - а вилку совсем в другой. То есть, получается, что в разных руках их держат. Не в одной и той же. А дичь вообще без ножа едят. С ножом – только всякие олухи.
- А где тут дичь? – никак не мог взять в толк Венька.
- Дичь – это ты, Вениамин Иванович. Потому что этикета не знаешь и чавкаешь, как хряк на свиноферме.
На самом деле домовой, конечно, всё перепутал. Потому что чавкал вовсе не Венька, а горячо и любовно обнявший свою миску Самсон. Он сидел в своём дальнем углу и чавкал, хрюкал, мычал, сопел и даже постанывал от удовольствия. А бабушка Серафима без устали подкладывала ему всё подряд: и сосиски, и карамельную пасту, и курагу, и пирожные, и замороженную вишню, и зелёный горошек. Леший зачёрпывал еду своей огромной, как ковш, пятерней. Опрокидывал её в широко распахнутую пасть. И опять зачёрпывал, опрокидывал, зачёрпывал, опрокидывал, зачёрпывал. В конце концов до того наугощался и напробовался всего подряд, что отвалился пузом кверху и решил, наверное, что оказался в раю.
В довершение картины жаба Анисья выпрыгнула из своих часов и скакала теперь по Самсоньей голове, как по родному болоту, громко квакая от удовольствия.
- Ква! Ква! Ква!
- Ура! Ура! Ура!
И появилась невесть откуда балалайка. И забренчала на ней Серафима, запела свою «барыню». А Матрёна – руки в боки - отплясывать пошла. Платочек с головы сдёрнула и ну им махать, такт отбивать. А под платочком у Матрёны была, оказывается, косичка. Маленькая, тоненькая, как крысиный хвостик. Но Матрёне очень даже шла и голову её украшала.
Добрыня – тот всё больше фокусы показывал. В основном, конечно, с мухами. Поймает, в кулак зажмёт, дунет, плюнет, ладонь раскроет, а мухи-то и нет! То ли улетела, то ли ещё куда подевалась – домовой своих секретов никому не раскрывал.
Потом ещё Серафима стихи читала. Не такие, как в первый раз, а нормальные, из книжки. Про царя Салтана, князя Гвидона и царевну Лебедь. Иногда, конечно, слова забывала.
Кто-то что-то там поёт,
И чего-то там грызёт,
А яички не простые,
Все скорлупки золотые…
В общем, путала литературу с действительностью и ни к селу ни к городу приплетала везде свою золотоносную Корябу.
«Ну и пусть, - думал Венька, глядя на бабушку с умилением и любовью, - Сто пять лет женщине, имеет право и подзабыть. Главное, чтобы больше не раздваивалась и всегда такой, как сейчас, оставалась».
Впрочем, она вовсе и не думала раздваиваться! Зачем ей теперь это было надо, когда вокруг расцвела такая красота и гармония.
Да и сама Серафима Ферапонтовна в своём цельном обличии стала несказанно хороша! И всё было при ней – кураж и домовитость, лёгкий нрав и деловой ко всему подход, радость и печаль, хозяйство и праздник, клоунада и уютный быт, в общем полное, можно сказать, равновесие и совершенство. Особенно в смысле полёта.
Взлетала Серафима теперь легко, без выкрутасов и резкостей. И парила плавно. Скользила высоко, под потолком, свободной птицей.
- Я не я буду, если тебя, Вениамин Иванович, летать не научу, – пообещала она торжественно Веньке.
Часть 3. НЕБЕСНАЯ РЕКА, ВЫСОКИЕ ОБЛАКА.
Всё выше, и выше, и выше
Стремим мы полёт…
П. Герман
Глава 1. Уроки волшебного пилотажа.
Поначалу-то у Веньки вообще ничего не получалось.
И подпрыгивал он, часто-часто мельтеша руками. И, лёжа на животе, старательно гудел, перекатывался с боку на бок. И, уцепившись двумя руками за яблоневую ветку, свисал сарделькой, бултыхал в воздухе босыми ногами.
Серафима была терпелива.
- Ты, главное, радость большую представь. Как будто она у тебя вот тут, прямо перед глазами.
Венька зажмуривался и представлял себе море – синее, огромное, до самого горизонта.
- Теперь глаза пошире распахни и стремись к этой радости. Тянись к ней всей душой.
Венька выпучивал глаза, что есть силы. Щёки раздувал. Набычив лоб, вытягивал туловище в струнку.
- Да ты не животом тянись, а душой! Где у тебя душа-то?
Про это Венька ничего не знал. Даже приблизительно не догадывался. Он хлопал себя по бокам, груди, коленкам. Недоумённо пожимал плечами.
- В пятках у него душа, - комментировала происходящее бабка Матрёна, - Совсем ты его своей радостью запугала.
Так уж с самого начала повелось, что посмотреть на Венькины упражнения все собирались. И каждый считал своим долгом помочь Веньке дельным советом.