- Курлы! Курлы! – кричали летящие параллельным курсом журавли и от зависти сворачивали шеи.
- Вперёд смотрите! – предупреждал их Венька, - Нечего глазеть!
Но журавли пораскрывали клювы и совсем забыли про свой курс.
Бах-х-х!!! – падали они один за другим, - Бах-х-х!!!
Столько у Матрёны сразу работы образовалось!
Вжих! Вжих! – сновала она меж облаками, подхватывая непутёвых птиц и обратно в небо закидывая.
- Курлы! Курлы! – благодарили журавли и летели дальше, смотря прямо перед собой и вытянув вперёд головы.
А старушки с Венькой-летуном продолжали лететь своим курсом.
- Зюйд-вест какой-то, - бормотала себе под нос Матрёна, - Знать бы ещё, что это такое.
- Что-то на иностранном языке, - предполагала бабушка Серафима, - Только непонятно, на каком.
- А какой ты-то знаешь? – спрашивала её бабка Матрёна.
- В школе английский учила.
- Значит, никакой…
- Может, Вениамин Иванович нам с басурманского переведёт? – пищала провокаторша бабка Нюра, - Ась, Вениамин Иванович? Иль не слышишь?
А Венька, и правда, ничего не слышал. Он пристроился в кильватере у бабки Матрёны и парил над землёй, раскинув широко в стороны руки. Матрёна своей мощной грудью путь прокладывала, воздушные потоки разгоняла, и лететь за ней было легко и приятно. Правда, не видно впереди почти ничего, кроме могучего Матрёниного зада.
Но Венька вперёд и не смотрел. Он летел себе доверчиво, подныривая под облака, и сверху землю разглядывая.
Землю такую он до этого и не видал ни разу. Она нарядная была и торжественная. Как будто на праздник приоделась.
- Ух, ты! – захлёбывался от восторга Венька, провожая взглядом скользящую под ним кудрявую зелень лесов, ровные квадраты полей, ниточки дорог, причудливо изгибающиеся блестящие реки.
Долго так они летели. Может, три дня. А может, неделю. День прогонял ночь и гасил звёзды. Солнце сменяло луну. Холмы чередовались с долинами. Потом и они исчезли, уступив место чему-то огромному, коричневому, непонятному. Как будто сердитый великан в сердцах скомкал необъятный лист бумаги и так его, скомканный, и выбросил за ненадобностью.
- Что это? – удивился Венька.
- Горы! – крикнула бабушка Серафима, - Ты дальше, дальше смотри! Вперёд!
А там, впереди… О! неужели?
У Веньки сердце замерло, ухнуло, подскочило вверх и забилось часто-часто.
- Ах! – ахнул Венька, завидев вдали бескрайний ярко-синий простор, и головой врезался прямо в зад резко затормозившей Матрёне.
Глава 21. Старуха с разбитыми корытами.
Море оказалось точно таким, каким и представлял его себе Венька.
Оно бриллиантами сверкало на солнце, играло шипучими волнами, радостно пенилось, облизывая берег.
Берег был сплошь усыпан гладкими круглыми камушками – галькой.
На гальке, вытянув в сторону моря усталые ноги, сидела и пряла пряжу высокая суровая старуха с прямой спиной и в белом платочке.
- Старика своего жду, - мрачно сказала старуха в ответ на расспросы полетаевских жителей, - на Акулий утёс пошёл невод закидывать.
- Уху на ужин планируете? – уточнила деловитая и хозяйственная Серафима.
- Золотую рыбку на желание.
- Не советую, - улучив момент, шепнул старухе Венька, - У разбитого корыта останетесь.
- Вон их сколько, - скорбно кивнула старуха куда-то вдаль, в сторону ветхой землянки, - Уже складывать некуда.
Венька поглядел, куда она показывала, и ахнул. Весь двор, и вокруг, за забором, и дальше, сколько видел глаз – всё было завалено старыми, растрескавшимися и разбитыми вдребезги корытами. Они были сложены в штабеля высотой с дом. И на землянке сверху лежали, прямо на продавленной крыше. И, прислонённые к изгороди, проломили её в нескольких местах.
- Куда вам столько? – удивился Венька.
- Мне не надо, - тяжело вздохнула старуха, - Только он каждый день тащит и тащит… тащит и тащит… тащит и тащит…
В это время вдалеке, у спрятанного за туманом утёса, появилась высокая худощавая фигура. В одной руке она держала невод, в котором что-то блестело на закатном солнце и отчаянно трепыхалось. Другой рукой фигура придерживала прямоугольный тёмный предмет, с натугой волоча его по берегу.
- Ну, вот! – скорбно произнесла старуха, - Опять!
Меж тем фигура приближалась, приближалась и в конце концов превратилась в статного белобородого старика, одетого в выгоревшие на солнце штаны и холщовую рубаху.
- Бог с тобою, золотая рыбка! – пропел старик в сторону невода, запустил в него руку и вытащил на божий свет изумительной красоты и размеров рыбину, - Твоего мне откупа не надо…