На гонки глиссеров я попала случайно. Спортивную хронику вел в нашей газете Мартьянов, но он заболел, и заведующий отделом информации сказал мне: «Придется ехать вам. Понимаю, понимаю... Но что поделаешь. Больше некому. Захватите фотоаппарат... и, пожалуйста, не напутайте в морской терминологии. Знаете, всякие там бим-бом-брамсели, стаксели и прочие фордевинды...»
О водно-моторном спорте у меня были самые смутные представления. Но мне повезло. У ворот яхт-клуба я встретила Ноткина, корреспондента спортивной газеты и моего старого знакомого. Маленький, юркий, до отказа нагруженный фотодоспехами, он неожиданно вынырнул из толпы и еще издали закричал:
— Привет, коллега! Почему такая скорбь? Кто вас обидел?
Я объяснила, в чем дело.
— Пустяки! — решительно заявил Ноткин. — У вас будет отличный очерк. Сейчас я вам все организую. Ну-с, прежде всего начало, — он на секунду задумался. — Пишите! «За последние годы в развитии водно-моторного спорта, который является... является...»
— Мне бы хотелось иначе, — не очень уверенно сказала я. — Например, так: «Веселое солнце, разбитое на тысячи золотистых слитков, искрилось и сверкало на волнах...»
— Искрилось?! На волнах?! — с негодованием переспросил Ноткин. — Ни в коем случае! Никаких волн нет. Иначе нельзя было бы проводить соревнования. Штиль! Понимаете? По двенадцатибалльной шкале — ноль.
Я грустно кивнула головой. Пожалуй, заведующий отделом не зря предупреждал меня насчет бим-бом-брамселей, стакселей и прочих фордевиндов...
— Пишите! — приказал Ноткин. — Прежде всего факты и цифры. Первое — дистанция пятьдесят километров. По кругу. Второе — участвуют глиссеры без ограничения объема мотора и корпуса. Это самое интересное, учтите. Когда соревнуются по классам, силы примерно равны. Счет ведется на сантиметры и секунды. А тут возможны всякие неожиданности. Ну-ка, идемте, я вам покажу глиссеры...
Мы шли вдоль пристани (по пирсу — как выразился просвещенный Ноткин), рассматривая готовые к гонкам суденышки. Каюсь, они мне чем-то напомнили выставку собак. Здесь были скоростные глиссеры — длинные, похожие на борзых; глиссеры с воздушными винтами — короткие, широкие, смахивающие на бульдогов; глиссеры с подводными крыльями, ужасно напоминающие кривоногих такс; громадные сенбернары — катера и крохотные тойтеррьеры — лодочки с подвесными моторами...
Разумеется, я и не пыталась делать эти сравнения вслух. Я покорно шла рядом с Ноткиным и записывала то, что он мне диктовал.
— Пишите! — говорил он. — Семнадцатый номер. Общество «Водник» — глиссер «Стрела». Хорошие шансы. Дальше. Четвертый номер. Общество «Динамо» — катер «Чайка». Годится для воскресных прогулок... А это, — голос Ноткина стал почтительным, — а это «Ласточка». Десятый номер, глиссер яхт-клуба. Воздушный винт и подводные крылья. Сила! Запомните, что вам говорит Ноткин: «Ласточка» придет первой. А теперь подождите минутку, нужно щелкнуть водителя...
Ноткин убежал. Я перелистала блокнот. Цифр и терминов было записано более чем достаточно. Как только их удастся вместить в короткий очерк! Хотелось бы написать просто, скажем, так: «Еще накануне на улицах свистел северный ветер — знаменитый бакинский «норд», — судорожными рывками натягивал провода, бросал в окна пригоршни мелкой пыли, сгибал стволы деревьев. А сейчас над бухтой ни ветерка. Веселое солнце, разбитое на тысячи золотистых слитков, искрится в ровном зеркале моря...»
— А, вы здесь! — Ноткин как всегда появился неожиданно. — Идемте. Зрелище для богов, — он восторженно потряс «Лейкой». — Спортивный анекдот...
Ноткин побежал по пристани (извините, я хотела сказать — по пирсу). Я поспешила за ним.
У самого конца пирса, поодаль от других глиссеров, стояло судно очень странного вида. Представьте себе сдвоенный корпус — две расположенные рядом узкие, длинные, похожие на ракеты, лодки, соединенные чем-то вроде застекленной кабины. Все это сооружение глубоко — чуть ли не по самую палубу — сидело в воде. На борту красовалось изображение летящей черепахи — с маленькими крылышками и поджатыми лапами. Черепаха была нарисована тщательно, даже щегольски, все же остальное не отличалось аккуратностью и чистотой. По сравнению с нарядными, сверкающими краской и лаком глиссерами этот странный кораблик казался невзрачным и грязноватым, как заблудившаяся дворняга (да простится мне еще одна «собачья» аналогия!) на выставке породистых псов.
— Шестой номер, — сказал Ноткин, заглянув в записную книжку.— Глиссер «Летящая черепаха». Общество «Наука». Гм... А вот кто ведет, не знаю. Эй, на шаланде! Есть там кто-нибудь живой?
Люк на мостике «Летящей черепахи» приоткрылся, и над глиссером возникла мрачная массивная фигура в промасленном комбинезоне.
— Эй, на линкоре! — уже более почтительно крикнул Ноткин. — Откуда вы взялись?
Мрачная фигура, не удостоив нас ответом, скрылась в люке.
— Так, — вздохнул Ноткин. — Прямо музыкальная комедия. Только без музыки.
Из люка снова высунулась мрачная фигура.
— Сколько вы весите? — спросила фигура, ткнув массивным кулаком в сторону Ноткина.
— С фотоаппаратами — семьдесят,— ответил корреспондент. — Заметьте, пожалуйста, я не боксер.
Фигура повернулась ко мне.
— А вы?
— Пятьдесят восемь.
— С беретом и записной книжкой, — уточнил Ноткин.
Мрачная фигура вновь скрылась. Через минуту из люка поднялся человек в белом костюме, лет сорока, худощавый, с седыми гладко зачесанными волосами.
— Градов! — изумленно воскликнул Ноткин. — Кого я вижу! На этой черепахе...
Градов легко спрыгнул на пирс.
— Знакомьтесь, — сказал Ноткин.— Мастер спорта Игорь Петрович Градов, доцент Политехнического института... Послушайте, Игорь Петрович, что это значит? Вы же всегда выступали за «Буревестник»...
— От «Буревестника» идет Бадалян на «Дельфине», — ответил Градов.— А меня на этот раз интересует наука.
— Подождите, Игорь Петрович, причем здесь наука? Ничего не понимаю... И потом эта «Черепаха»... Вы оскандалитесь! Позор на вашу седую голову...
— Ладно, — махнул рукой Градов. — Сейчас не в этом дело. Выручайте меня. Понимаете, в судейской коллегии зарегистрирована команда из двух человек, а механика своего я взять не могу. «Черепаха» и так перегружена, а он весит сто двадцать семь килограммов. Может быть, вы... — он посмотрел в мою сторону. — Если бы вы...
— Охотно, — сейчас же ответила я.
Это был именно тот случай, о котором говорят: «Сперва сказала, потом подумала».
— Ни в коем случае! — Ноткин протестующе взмахнул фотоаппаратом. — Только через мой труп! Ей же надо снимать финиш, а на вашей «Черепахе» она придет к вечеру.
— Послушайте, Ноткин. — Градов старался сохранять спокойствие. — вы понимаете разницу между дирижаблем и самолетом?
— Ну?
— Что «ну»? Моя «Черепаха»... Резкий удар гонга перебил Градова.
— Через пятнадцать минут старт, — Градов повернулся ко мне. — Решайте.
— Да.
— Отлично! Нужно утрясти еще в судейской коллегии. К счастью, вы корреспондент... Одну минуту!
— Что вы наделали! — осуждающе сказал Ноткин, когда Градов ушел. — Вы же ничего не увидите. «Черепаха» застрянет где-нибудь на втором километре... Ну ладно, ладно, — смягчился он, заметив мое огорчение. — Я вам устрою снимки. Эх, молодость, молодость...
Градов вернулся, озабоченно поглядывая на часы.
— Все в порядке. Однако уже время. Пора на «Черепаху». Миша!
Из люка вынырнул мрачный Миша.
— Помоги девушке, — приказал Градов.
— Счастливого плавания! — усмехнулся Ноткпн. — Пишите письма. За снимками придете в редакцию...
Кабина «Летящей черепахи» оказалась такой тесной, что я удивилась, как мог поместиться в ней Миша. Два стоявших рядом кресла, приборная доска, штурвал — больше ничего в кабине не было.
— Ну как? — протискиваясь в кабину, спросил Градов.
Ответить я не успела. На пирсе захрипели репродукторы: «Заводись!» — и тотчас же послышался оглушительный треск моторов.