Уильям не испытывал неудобств, ночуя в хижине, – его угнетало то, как тяжело от этого страдает Анна. После ужасных событий последнего года его сестра очень изменилась. Она стала замкнутой, молча сидела почти весь день и притворялась, будто вяжет или читает, хотя на самом деле размышляла и смотрела в пустоту. Она переживала смерть матери еще тяжелее, чем он. Уильям изо дня в день мог хотя бы отвлекаться на бесконечную работу.
Элизабет часто наведывалась в Саммер-хилл, чтобы навестить Анну. Но и ее визиты скоро закончатся, ведь они с Дунканом завтра уезжают и, наверное, больше никогда сюда не вернутся. Они хотели уплыть еще в январе, но из-за внезапной болезни Фелисити отъезд пришлось отложить.
Уильям радовался, когда Элизабет вынуждена была остаться здесь еще ненадолго. Он надеялся, что ее визиты помогут Анне прийти в себя. Однако состояние его сестры существенно не улучшалось. Постепенно Уильям начал думать о том, сможет ли она вообще избавиться от хандры.
Подойдя к хижине, Уильям заметил, что Анна, как обычно, сидит в своем кресле перед домом в тени фигового дерева. Обнаженные корни словно ширмой отгораживали его сестру от надоедливых взглядов. Подойдя, Уильям заметил, что вязанье лежало у Анны на коленях, но она не смотрела на него.
– Ты уже обедала? – спросил он в очередной безрезультатной попытке завязать разговор, хотя было очевидно, что Анна не желала ничего, кроме покоя.
– Селия что-нибудь мне принесет. Наверняка она сейчас придет.
В тихом голосе и выражении худощавого лица читалось безразличие. Аккуратно расчесанные и разделенные на пробор волосы были уложены по бокам в круглые «улитки», наглаженное платье и туфли из нежнейшего сафьяна служили доказательством того, что Анна все держала под контролем. Если бы она плакала, жаловалась или горевала о смерти матери, Уильяму было бы легче с этим справиться. А так он столкнулся с идеальным фасадом и полной душевной опустошенностью.
Пока Уильям раздумывал над следующим вопросом (не слишком ли жарко сестре на полуденном солнце и не знает ли она, когда к ним заглянет попрощаться Элизабет), появилась Селия. Она быстро и решительно шла со стороны кухни – единственного здания, которое уцелело после пожара.
– А вот и Селия с моим обедом, – сказала Анна.
Она отложила рукоделье в сторону, чтобы служанка могла поставить поднос с едой ей на колени.
– Жареная рыба с тыквой и лимонад, – произнесла Селия. – Попробуйте, леди Анна.
Хозяйка даже не взглянула на нее.
– Большое спасибо за твои старания, Селия. Что бы я без тебя делала? Может, и Уильям хотел бы чего-нибудь поесть? Для него что-нибудь осталось?
Уильям почувствовал, что на самом деле сестра хотела сказать: «Не стой здесь как истукан и не смотри на меня так!» Ее напряженные плечи свидетельствовали о том, что появление брата загнало ее в угол. А ведь он ничего не требовал от сестры, еще много недель назад оставив попытки расшевелить ее. Поначалу Уильям ободрял Анну, предлагая ей покататься верхом или позаботиться о больных работниках, чем его сестра прежде занималась, или отправиться в экипаже в Бриджтаун и навестить Элизабет. На все предложения Анна лишь едва заметно кивала, а иногда давала ничего не значащие ответы: «Да, наверное, скоро я так и поступлю». И, конечно, ничего не делала.
– Для милорда у меня на плите есть рагу из ягненка, – ответила Селия.
Молодая мулатка в ожидании застыла у дерева. На ней было обычное серое хлопчатобумажное платье без рукавов, подвязанное на талии веревкой. Темные кудрявые волосы она заплела в тугую косу на затылке. Носить чепчик Селия отказывалась из-за зноя, к тому же на кухне было еще жарче, чем снаружи. У мулатки было пропорциональное лицо, кожа цвета корицы и дикого меда и слегка раскосые глаза светло-янтарного оттенка. Она всегда ходила босиком, и вид ее изящных лодыжек и худых рук немного возбуждал Уильяма.
Он не мог бы сказать, когда именно стал воспринимать Селию как женщину. Возможно, после той ночи, когда она убила Гарольда Данмора – своего родного отца. С тех пор эта мулатка иногда казалась Уильяму совершенно чужой, словно он никогда не был с ней знаком. Было в ее лице и осанке нечто такое, от чего девушка казалась одновременно дикой и благородной, словно богиня мести из языческих мифов. Уильям давно замечал в ней нечто эдакое. Иногда в глазах Селии вспыхивали искорки, словно отблески далеких зарниц, и в эти моменты он спрашивал себя: может, так было всегда?