Выбрать главу

Жигулин Анатолий Владимирович

Летящие дни

Посвящается Ирине Викторовне Жигулиной

Об авторе и его стихах

Известный советский поэт Анатолий Жигулин родился 1 января 1930 года в Воронеже, но раннее его детство прошло в селе Подгорном на юге Воронежской области, где его отец, Владимир Федорович Жигулин, работал начальником почты.

В 1937 году семья переехала на родину матери, Евгении Митрофановны Раевской — правнучки поэта-декабриста Владимира Федосеевича Раевского, — в город Воронеж.

В 1949 году стихи школьника, а затем студента Воронежского лесохозяйственного института Анатолия Жигулина появились в воронежской периодике (газета «Коммуна», альманах «Литературный Воронеж»).

В том же году молодой поэт был незаконно репрессирован по ложному обвинению как «враг народа». В заключении работал на строительстве и ремонте железной дороги Тайшет — Братск, затем на лесоповале в районе станции Чуна Иркутской области, далее на Колыме — шахтером (на рудниках в Бутугычаге и пос. им. Белова).

Полностью реабилитирован в 1956 году. Окончил Воронежский лесотехнический институт (1960), Высшие литературные курсы СП СССР (1965). Первая книжка «Огни моего города» вышла в Воронеже в 1959 году.

Сейчас Анатолий Жигулин автор более двадцати книг стихов. Член КПСС с 1963 года, Союза писателей СССР — с 1962 года. С 1963 года живет в Москве. В последние 10 лет ведет поэтический семинар в Литературном институте им. А. М. Горького.

В большую литературу Анатолий Жигулин вошел в начале 60-х годов как поэт «трудной темы». В начале 70-х годов критики дружно причислили его к так называемой «тихой лирике», хотя свою «сибирско-колымскую одиссею» поэт никогда не забывал и всегда обращался к ней даже в своих поздних стихах.

Критика писала, что Анатолию Жигулину вообще досталась нестандартная судьба и нестандартная стезя в поэзии. Драматизм личной судьбы помог ему выразить сложность времени.

Сгоревшая тетрадь

Рукописи не горят.

М. Булгаков
НЕ НАДО БОЯТЬСЯ ПАМЯТИ
Снег над соснами кружится, кружится. Конвоиры кричат в лесу… Но стихи мои не об ужасах. Не рассчитаны на слезу.
И не призраки черных вышек У моих воспаленных глаз. Нашу быль все равно опишут, И опишут не хуже нас.
Я на трудных дорогах века, Где от стужи стыли сердца, Разглядеть хочу человека — Современника И борца.
И не надо бояться памяти Тех не очень далеких лет, Где затерян по снежной замети Нашей юности горький след.
Там, в тайге, Вдали от селения, Если боль от обид остра, Рисовали мы профиль Ленина На остывшей золе костра.
Там особою мерой мерили Радость встреч и печаль разлук. Там еще сильней мы поверили В силу наших рабочих рук.
Согревая свой хлеб ладонями, Забывая тоску в труде, Там впервые мы твердо поняли, Что друзей узнают В беде.
Как же мне не писать об этом?! Как же свой рассказ не начать?! Нет! Не быть мне тогда поэтом, Если я Смогу Промолчать!
1962–1963
МОСКВА
Я в первый раз в Москву приехал Тринадцать лет тому назад, Мне в память врезан Скорбной вехой Тюрьмы облупленный фасад.
Солдат конвойных злые лица. Тупик, похожий на загон… Меня в любимую столицу Привез «столыпинский» вагон.
Гремели кованые двери, И кто-то плакал в тишине… Москва!.. «Москва слезам не верит» — Пришли слова На память мне.
Шел трудный год пятидесятый. Я ел соленую треску. И сквозь железные квадраты Смотрел впервые на Москву.
За прутьями теснились кровли, Какой-то склад, Какой-то мост. И вдалеке — как капли крови — Огни родных кремлевских звезд.
Хотелось плакать от обиды. Хватала за душу тоска. Но, как и в древности забытой, Слезам не верила Москва…
Текла безмолвная беседа… Решетки прут пристыл к руке. И я не спал. И до рассвета Смотрел на звезды вдалеке.