Вот только горы, что застыли
За планкой крайней городьбы…
А впрочем, горы тоже были
В нелегкий час моей судьбы.
На перепутьях горных тропок
И я судьбу свою искал.
Среди колымских круглых сопок,
Среди иркутских желтых скал.
И все сошлось в прибрежном гуле
На странной точке бытия.
Как будто здесь,
На Иссык-Куле,
И вправду жизнь прошла моя.
* * *
Спугнул я зайца на меже
На предвечернем тихом поле.
И что-то дрогнуло в душе,
Как от давно забытой боли.
И вспомнился далекий год.
Послевоенный мокрый грейдер.
Седая ива у ворот.
Над пустырем холодный ветер.
И вспомнилось: иду босой,
Иду в поля по чернозему.
А дождь — сверкающий, косой —
На крышах вымочил солому.
И весь в окопах был покос,
За ним бурьян стоял стеною…
А сколько зайцев развелось
В полях, истерзанных войною!..
О, эти комья на стерне
И эта черная дорога!
И вдруг ожившая во мне
Та позабытая тревога!..
…А заяц прыгал через лен
И скрылся в низеньких ракитах.
Как будто он —
Из тех времен,
Из тех полей полузабытых.
* * *
Ал. Михайлову
Еще не все пришли с войны.
Не все прогоны были сжаты.
Среди июльской тишины
Стояли сумрачные хаты.
И пожелтели огурцы
На приовражном суходоле.
И были сложены в крестцы
Снопы на бедном нашем поле.
Потом на глиняном току
Цепами женщины стучали.
И бесконечное «ку-ку»
Кукушки дальние кричали…
И ясно слышится теперь,
Как возле тока у колодца
Скрипел и плакал журавель
О тех, кто вовсе не вернется…
Открыты новые миры.
Покорены глухие дали.
Но журавель —
До сей поры —
Мелькнет вдали
Как знак печали.
И на любой тропе судьбы
Все вижу — явственно до боли, —
Как ровно сложены снопы
В послевоенном бедном поле.
* * *
Деревья с черными грачами
И горечь тающего льда.
И размываемый ручьями
Остаток санного следа.
А за темнеющим сараем
В тумане пойменных низин —
Кора зеленая, сырая
Уже оттаявших осин.
И на окраине селенья,
Где тучи теплые висят,
Тревожным духом обновленья
Уже окутан сонный сад.
И рядом с древней колокольней,
Где синий свет и высота,
Опять надеждою невольной
Душа наивно занята…
О, если б все-таки оставить
В грядущей неизбежной мгле
Пускай не жизнь,
Хотя бы память
Об этой жизни на земле!
Калина красная — калина черная
* * *
На лыжах при большой луне
По спящей улице селенья
Приятно в детстве было мне
Бежать без страха и волненья.
И одиноко и легко
Скрипели старенькие лыжи.
И было видно далеко
Домов заснеженные крыши.
И вдруг неведомо куда
По небу быстро покатилась
Большая круглая звезда
И белым светом засветилась.
И не звезда, а целый шар —
Холодный, огненный, хвостатый…
И я порывисто дышал,
Взбегая на крылечко хаты.
И мать на странный мой рассказ
Испуганно перекрестилась…
Я вспоминал потом не раз,
Как та комета прокатилась.
Она упала за столбы,
За мостик железнодорожный,
Как предсказание судьбы —
Далекой, странной и тревожной.
ДОРОГА
Ю. Киселеву
Все меньше друзей
Остается на свете.
Все дальше огни,
Что когда-то зажег…
Погода напомнила
Осень в Тайшете
И первый на шпалах
Колючий снежок.