* * *
Над морем радуга,
А море —
Свинцово, серо и темно.
И клены в тающем уборе,
И ветер ломится в окно.
О, эти стынущие пляжи
И мерзнущие деревца!
Они — почти как судьбы наши,
Не пройденные до конца.
Все те же радости и горе,
Все то же счастье и беда.
То тяжело бушует море,
То блещет солнце и вода.
И это гулкое дыханье,
И это золото листвы —
Как неумолчное признанье
Незатихающей любви.
* * *
Бросаю в воду хлеб —
Кормлю у моря чаек.
Как легок их полет
В безлюдье синевы!
И тихая волна
Задумчиво качает,
Как тени дальних дней,
Пучки морской травы.
Такая благодать
И воды так спокойны!
И сосны, и песок,
И сети рыбаков.
Как будто никогда
Не грохотали войны,
Не гибли корабли
У этих берегов.
Торжественный покой,
Седой и величавый.
И кажется душе:
Грядущий путь един —
Не будет никогда
Ни проволоки ржавой,
Ни обгорелых труб,
Ни плавающих мин.
Конечно, никогда
Беда не повторится.
И будет белый хлеб,
И будет синий свет.
И стаи белых птиц
Кружиться и кружиться
Все будут в синеве
Над перепутьем лет.
Как розовый туман,
Как солнечная морочь,
Растает вся печаль
В предутренней тиши…
И лишь в седой волне
Чуть затаится горечь,
Как в памяти моей, —
На самом дне души.
* * *
Тучка, ласточка, душа.
А. Кушнер
Скоро, скоро холода,
Торжества предзимней стужи.
Скоро хрупкая слюда
На заре покроет лужи.
Дрозд-рябинник прилетит,
Покачнется на рябине.
Первый иней заблестит
На остуженной равнине.
Встрепенется не дыша,
Как у славного поэта,
Тучка, ласточка, душа
На черте зимы и лета.
Что ей нужно впереди,
Где под ветром стонут ели,
Где последние дожди
И последние метели;
Где объятья распростер
Сквозь серебряные выси
Полыхающий костер
На опушке нашей жизни?
Ты лети, лети, душа,
На огонь
Любви и ветра!
Может, вправду хороша,
Может, вправду ты —
Бессмертна?!
* * *
Пожелтели, облетели кроны.
Стихло море в редких кораблях.
Чайки, словно белые вороны,
Кормятся на убранных полях.
Распластались золотые выси.
Не вернется лето — не зови! —
Для последней,
Для прощальной мысли,
Для почти развенчанной любви.
Что дороже —
Радость или совесть?
Эта прелесть тающих берез?
Эта легкомысленная повесть,
Душу опалившая всерьез;
Эти угасающие клены,
Этот луг, знакомый наизусть,
Где пророчат белые вороны
Вечную серебряную грусть?..
* * *
Соловецкая чайка
Всегда голодна.
Замирает над пеною
Жалобный крик.
И свинцовая
Горькая катит волна
На далекий туманный
Пустой материк.
А на белом песке —
Золотая лоза.
Золотая густая
Лоза-шелюга.
И соленые брызги
Бросает в глаза,
И холодной водой
Обдает берега.
И обветренным
Мокрым куском янтаря
Над безбрежием черных
Дымящихся вод,
Над холодными стенами
Монастыря
Золотистое солнце
В тумане встает…
Только зыбкие тени
Развеянных дум.
Только горькая стылая
Злая вода.
Ничего не решил
Протопоп Аввакум.
Все осталось, как было.
И будет всегда.
Только серые камни
Лежат не дыша.
Только мохом покрылся
Кирпичный карниз.
Только белая чайка —
Больная душа —
Замирает, кружится
И падает вниз.