Проносится ветер со свистом.
И в роще, черны и грубы,
Железные ржавые листья
Устало роняют дубы.
ЛИСЕНОК
Привезу тебе лисенка,
До апреля подожди.
Отвяжу с мешка тесемку:
— Ну-ка, рыжий, выходи!
Выйдет робкий несмышленыш,
Головастый и смешной,
Лисий маленький детеныш,
Черноглазый зверь лесной.
Будет фыркать он спросонок.
Скажут все наперебой:
— У Ларисы есть лисенок,
Не игрушечный — живой!
У Ларисы — носик лисий,
Золотистая коса,
И поэтому Лариса
Не Лариса, а — лиса!
ЛИСИЦА
Над кроватью — рога оленьи,
Древний дедовский самопал.
Я в лесное твое селенье
Словно в сказочный мир попал.
Дятлы щелкают деловито,
Просыпаются — чуть заря.
Возле берега на ракитах
Сохнут мокрые вентеря.
А вокруг — смоляные дали.
На сто верст вокруг —
Все леса!..
По оврагу в седьмом квартале
Ходит огненная лиса.
Воздух нюхает черным носом,
Прячет в нору своих детей.
Пахнет рыбою по откосам
От намокших в реке сетей.
Как лисята, рыжеют листья,
Мягко падают на крыльцо…
Знаешь, есть в тебе что-то лисье.
Может, эти глаза с хитрецой?..
Улечу я на самолете,
На скрипучем, старом «По-2».
Всхлипнут кулики на болоте,
И застынут в горле слова.
Долго будут потом мне сниться
Ленты желтые в волосах,
Злые огненные лисицы
В непонятных твоих глазах.
ХЛЕБ
Б. Ручьеву
Нет, в нем не попадались ости,
В нем не горчила лебеда.
Он не был ни сырым, ни черствым —
Тот хлеб хорошим был всегда.
Одно лишь свойство отличало
Тот хлеб от хлеба лучших дней:
Его всегда недоставало
В суровой юности моей.
Он связан был с тяжелой нормой,
С делянкой дальней и глухой,
С покрытой инеем платформой,
С гудящей дымною тайгой.
Та связь была простой и грозной…
Под крики «бойся!», брань и смех
Деревья в воздухе морозном
Со стоном падали на снег.
Та связь, наверное, издревле
Была началом всех начал:
Кто больше в день валил деревьев,
Тот больше хлеба получал.
Я все забыл…
Ожоги ветра.
Друзей угрюмых имена.
А норма — двадцать кубометров, —
Доныне помнится она…
В барак входили в клубах пара,
Ногами топая в сенях,
И сразу падали на нары,
Тяжелых валенок не сняв.
А хлеб несли из хлеборезки.
Был очень точно взвешен он.
И каждый маленький довесок
Был щепкой к пайке прикреплен.
О, горечь той обиды черной,
Когда порой по вечерам
Не сделавшим дневную норму
Давали хлеба двести грамм!
Прошли года…
Теперь, быть может,
Жесток тот принцип и нелеп.
Но сердце до сих пор тревожит
Прямая связь:
Работа — хлеб.
НОЧНАЯ СМЕНА
Из штольни вышли в пыльных робах,
На свет взглянув из-под руки.
И замелькали на сугробах
Густые черные плевки.
Не выключив аккумуляторы,
Бурами длинными звеня,
Ночная смена шаг печатала
В начале северного дня.
Под сапогами гравий вздрагивал
И проминался грязный мох.
Внизу над полотняным лагерем
Курился розовый дымок.
Нас ждал барак с двойными нарами,
Что сварены из ржавых труб.
С плакатами довольно старыми
Нас ждал холодный тесный клуб.
Но было весело и молодо
Идти дорогою крутой.
На сопках снег,
Как сахар колотый,
Лучился нежной чистотой.
Чернели кедры обгорелые…
И утверждал тот строгий вид,
Что мир из черного
И белого,
По существу, и состоит.