— О-о! Это очень просто, но в то же время и очень сложно. Дело в том, что тёплая вода немного легче, чем холодная. Поэтому там, где много света, вода, прогретая с поверхности, не даёт подняться из глубин холодной воде. Но в Арктике и Антарктике солнце даёт меньше тепла и массы холодной воды опускаются и заполняют глубинные части океана. По краям нагретого поля воды холодные водные массы поднимаются на поверхность и выносят всё новые и новые запасы фосфатов и нитратов; именно в этих местах и развивается необычайно богатая растительная, а за ней и животная жизнь.
Но так обстоит дело только в принципе. Течения зависят ещё от тысячи других вещей — от направления и силы ветров, которые дуют в том мире, который снабжает меня кислородом, от вращения Земли, от очертаний дна и материков и ещё от очень многих малопонятных вещей. Но главное, самое главное — и я прошу тебя помнить об этом — это солнце! Его тепло!
— Скажите, я бы мог увидеть солнце, хотя бы краешком глаза только посмотреть — какое оно?
— Конечно, для этого надо подняться чуть-чуть выше и всплыть на поверхность воды. Но нужно торопиться, солнце уже низко и скоро зайдёт.
— Тогда поплывём быстрее!
— Ну что ж, не отставай.
И они быстро поплыли вверх. Долопихтис очень волновался, но всё же успел заметить, что когда они доплыли до поверхности, вода кругом стала совсем прозрачной, тёплой и подвижной. Наконец дельфин сказал:
— Смотри!
Долопихтис увидел огромный огненный шар, который где-то далеко-далеко почти коснулся моря. И ещё он увидел, как по небу несутся растрёпанные, всклокоченные облака и солнце изредка прячется в них, опускаясь всё ниже и ниже. Вот оно коснулось воды, и сотканная из световых бликов дорожка, бегущая по воде, протянулась к нему и, наконец, коснулась солнца.
— Это дорога к счастью, — сказал дельфин.
Казалось, солнце тонет, и его прощальные лучи огненными красными полосами пронеслись по морю, скользнули по облакам и, пробив их точно раскалённым кинжалом, ударили в небо. И вспыхнули, загорелись края облаков, и оранжевым заревом полыхнуло полнеба. И потемневшая сразу вода казалась тяжёлой и неприютной, как холодный металл.
— Как красиво и как страшно, — прошептал удильщик.
— Каждый раз, когда я вижу, как уходит солнце, — задумчиво произнёс дельфин, — мне кажется, что оно уходит навсегда. Но оно вернётся. Оно всегда возвращается.
Быстро темнело вокруг. Солнце унесло с собой свет. Только на горизонте, ещё несколько минут назад пылающем и жарком, светилась золотая кайма. Наконец и она погасла, и всё погрузилось во мрак.
— Взгляни на себя, и ты увидишь, сколько радости уносит солнце с собой.
— Но мы его не видим никогда. У нас внизу всегда ночь.
— Тогда расскажи им о солнце. Ведь тем, кто всегда в темноте, дано очень мало.
— Я расскажу, я обязательно расскажу… Прощайте! Спасибо вам за всё!
— Прощай, мой маленький друг. Я буду тебя часто вспоминать. Теперь я хорошо вижу твою улыбку. И я запомню её. Счастливого пути!
И когда дельфин уплыл и Долопихтис остался один, его охватило странное оцепенение: ему грезилось, а может быть и снилось, что солнце превратилось в большую рыбу, которая, нырнув у горизонта, уплывает глубоко-глубоко, чтобы на один миг разорвать мрак вечной ночи и принести живущим во тьме немного тепла.
Глава девятая,
в которой Долопихтису дважды грозит смертельная опасность
Наконец наступила ночь, и мрак, плотный и непроницаемый, принёс сон и успокоение обитателям верхнего этажа. Мир устал. Он отдыхал и видел сны, и, должно быть, сны эти были прекрасны.
Долопихтис спал тревожно — казалось, дверь, отделявшая ночью события сна от переполнявших его дневных впечатлений, затворена неплотно, — и всё увиденное и услышанное ломилось в оставленную щель, запутывая реальное и фантастическое в невообразимый клубок. Долопихтис видел солнце, ставшее рыбой, и спорил о праве перевоплощений с тряпичником, который на самом деле был растением и волной одновременно. И когда удильщик его всё-таки съел, оказалось, что тряпичник никак не помещается у него в животе и, всё время хихикая, произносит загадочную фразу: «Ты съешь сначала моё доброе имя».
Долопихтис не удивился, заметив, что его живот растягивается, как у Хизи, но был серьёзно озабочен: кто это так настойчиво толкает его и сипит незнакомым голосом?
— Положительно невероятно, что он не обращает на меня внимания.