Брайан положил письмо на стойку и пододвинул к служащему.
— Взгляните, сэр.
— Зачем вы мне его суете? — буркнул тот.
— Взгляните.
Клерк нехотя приподнял конверт и, заметив под ним зеленоватую бумажку, живо смахнул ее себе под стойку. Его лицо тут же переменилось, морщины между бровей разгладились, а усы сами собой молодецки закрутились вверх.
— Что ж вы сразу-то не сказали, что письмо срочное? — куда более дружелюбно спросил он. — Одну минуту, сейчас посмотрю.
Он достал из ящика стола увесистый справочник и принялся листать пожелтевшие страницы. Кэтрин переглянулась с Брайаном, и тот ей подмигнул.
— Вот! Нашел, — через минуту сообщил клерк. — Повезло, что в Денвере всего один человек с такой фамилией. Был бы какой-нибудь Джонсон или Смит, пришлось бы вам изрядно помотаться по городу.
Он переписал адрес на клочок бумаги и протянул ее Брайану.
— Благодарю, сэр, приятно иметь с вами дело, — кивнул тот и, выходя из очереди, приподнял шляпу. — Хорошего дня, леди и джентльмены.
========== Часть 27 ==========
— Сколько ты ему заплатил? — поинтересовалась Кэтрин, когда они вышли из почтового отделения.
— Десятку, — проворчал Брайан. — Дороговато мне обходится этот Вудвилл с его дорогой, чтоб ему лопнуть!
Он огляделся по сторонам и, заметив на стене вокзала карту города, направился к ней.
— Так, посмотрим… — пробормотал он, доставая из кармана бумажку с адресом геодезиста. — О, это недалеко — на углу Рыночной и Восемнадцатой улиц. Идем, Кэт, потолкуем с этим Зильберштейном.
— Ты уже придумал, что именно ему сказать? — спросила Кэтрин, когда они шагали по залитому солнцем бульвару.
— Для начала хотелось бы узнать, как получилось, что он написал один отчет, а в комиссию по железным дорогам отправили совсем другой.
— Думаешь, он тебе так все и выложит?
— Надеюсь, но давай не будем загадывать наперед.
Минут через десять они стояли перед высокими застекленными дверями, возле которых блестела бронзовая табличка «Ульрих Зильберштейн, геодезист».
Брайан дернул за шнурок. Внутри зазвенел колокольчик, а следом раздались шаркающие шаги. Дверь открыла пожилая горничная в черном платье, белоснежном переднике и накрахмаленном чепце.
— Что вам угодно? — с заметным акцентом поинтересовалась она.
— Мы бы хотели поговорить с мистером Зильберштейном, — ответил Брайан.
Служанка недоуменно выпучила на него блеклые серые глаза и захлопала редкими ресницами.
— Разве вы ничего не знаете? — наконец спросила она.
— Не знаю чего?
— Герр Зильберштейн скончался три месяца назад.
Тут пришел черед удивляться Брайану.
— Скончался? Как?
— Говорят, несчастный случай. Правда, фрау Зильберштейн в это не верит.
— Фрау Зильберштейн? Это его жена?
— Вдова, — поправила горничная. — Так что, извините, мистер, но герр Зильберштейн никак не может вас принять.
Она хотела было захлопнуть дверь, но Брайан придержал створку носком сапога.
— Я бы хотел поговорить с миссис Зильберштейн, — не сдавался он. — Это срочно.
— Фрау Зильберштейн не принимает гостей.
— Это очень важно!
— Ничем не могу вам помочь, мистер.
Горничная поджала и без того тонкие губы и упрямо потянула дверную ручку на себя, но тут изнутри донесся зычный женский голос:
— Hanna! Wer ist das?{?}[Ханна, кто это?]
Услышав немецкую речь, Кэтрин, до сих пор безмолвно наблюдавшая за происходящим, встрепенулась. Прежде, чем горничная успела ответить, она воскликнула:
— Фрау Зильберштейн! Wir möchten gerne mit Ihnen sprechen! Das ist sehr wichtig!{?}[Мы хотим с вами поговорить! Это очень важно!]
Брайан и служанка удивленно вытаращились на нее, а из глубин дома послышалось:
— Hanna! Lasse, bitte, die Besucher rein!{?}[Ханна! Пожалуйста, впусти посетителей!]
— Входите. — Горничная посторонилась, пропуская Кэтрин и Брайана внутрь.
Она провела их в гостиную, заставленную лаковой мебелью из темного дерева. Оглядевшись по сторонам, Кэтрин заметила, что фотографии и картины висят на стене в идеальном порядке, бордовая обивка кресел и софы точь в точь повторяет цвет и узор оконных гардин, а паркет начищен до такого блеска, что хочется прокатиться по нему как по льду.
Дверь отворилась, и в комнату вошла высокая женщина лет сорока пяти в строгом черном платье. Ее светлые волосы были уложены в аккуратную прическу, а на бледном лице ярко выделялись небесно-голубые глаза.
— Вы хотели со мной поговорить? — по-немецки спросила она.
— Да, э-э… — Кэтрин запнулась, судорожно подбирая слова. — Меня зовут… Мэри Джонс, а это — Брайан Смит.
— Очень приятно, — проговорила вдова, с любопытством покосившись на Брайана. — А я — фрау Зильберштейн. Прошу, садитесь.
Когда Кэтрин и Брайан уселись в мягкие кресла, вдова распорядилась подать кофе.
— Где вы научились так хорошо говорить по-немецки? — поинтересовалась она.
— Мои дед и бабка по матери родом из Пруссии, — пояснила Кэтрин.
— Ах, что вы говорите! А из какого города?
— Из Бранденбурга. А вы?
— Мы с моим бедным Ульрихом прибыли из Дрездена. — Вдова достала из кармана белоснежный платочек и аккуратно промокнула уголки глаз. — Вы только представьте, переехать из столицы Саксонии в эту дыру! Америка — просто варварская страна, а английский язык — катастрофа! За двадцать лет, я так и не смогла его выучить. Как можно было так исковеркать немецкий, да еще напихать в него кучу французских слов! Пишется так, читается эдак… А произношение… Жуть!
В комнату вошла горничная с подносом. Разлив кофе из серебряного кофейника, она предложила его гостям.
Кэтрин осторожно взяла изящную чашечку и повертела в руках, разглядывая узор. Белый фарфор был расписан синими веточками, цветами и плодами, которые Кэтрин не смогла опознать, и решила, что это лук. Странно, кому пришло в голову рисовать на кофейном сервизе лук?
— В этой отсталой стране даже утвари приличной не достать, — продолжала причитать вдова. — Нам пришлось везти все с собой. Мебель, картины, книги, мейсенский фарфор…
Не далее, как нынешним утром Кэтрин видела в витринах мебель и посуду ничуть не хуже кресел, в которых они сейчас сидели, и сервиза, из которого пили. Но на всякий случай она сочувственно покачала головой.
— А кофе… — Фрау Зильберштейн, оттопырив мизинчик, поднесла чашку к губам, сделала глоток и скривилась. — Разве это кофе? Пережженная бурда! Вот у нас в Дрездене варили настоящий кофе — бодрящий, легкий, ароматный. Боже, как я скучаю по этому дивному вкусу!
Кэтрин с опаской отхлебнула напиток и, к своему удивлению, нашла его вполне приятным.
— Но что же привело вас в эту ужасную Америку? — поинтересовалась она.
— Моему бедному Ульриху предложили место в «Union Pacific», — пояснила вдова. — Ну, знаете, в шестидесятых они строили железную дорогу через всю эту дикую страну?
— Угу, — кивнула Кэтрин. Хоть она тогда была совсем девчонкой и жила в глуши, но даже до нее долетели отголоски грандиозного скандала из-за коррупции и финансовых махинаций этой компании.
— Но мой Ульрих не поладил с этим мошенником Дюраном и вскоре перешел в «Central Pacific», которая тянула рельсы навстречу, с запада на восток. В шестьдесят девятом эту жуткую дорогу наконец достроили, и я так надеялась, что мы сможем вернуться домой!
— Но вы остались.
— Увы. Как вы, должно быть, знаете, в Европе тогда было неспокойно. Эта ужасная война с французами!.. Мы решили переждать здесь годик-другой, но ожидание, как видите, затянулось. Ульрих работал в различных железнодорожных компаниях до тех пор, пока не очутился у этого негодяя Вудвилла.
Брайан, до этого отрешенно попивающий кофе, встрепенулся, уловив в потоке немецкой речи имя врага.
— И с Вудвиллом ваш супруг тоже не нашел общего языка? — предположила Кэтрин.