- Всякое, конечно, было, - просто говорит Никол аи. - Не так легко со всем этим смириться... Да и не смирился, если по правде. Понял, что никуда не денешься... А потом и другое понял. Не так уж все худо сложилось. Воевал, работал. И сейчас еще чем-то людям помогаю. Хоть капельку... Иногда подумаю, и выходит, что скулить-то нечего. Сашка растет, человеком становится. Есть у меня Маша... Слушаю музыку, читаю книги. Вижу, как солнце всходит. Знакомых - пол-Двориков... Подумаешь - так повезло еще. Сколько не вернулось, сколько после войны человеческих обрубков в домах инвалидов доживает. Вот кого жалеть надо...
Мне кажется, что Николай говорит те слова, которые тщетно только что искал я, очень простые и мужественные, с горечью, которой никуда не упрячешь, но и без той фальшивой бодрости, которая хуже любой тяжелой правды.
- Знаешь, - задумчиво говорит Николай, - иногда бывает такое желание... Вот, думаю, заброшу сейчас палку и побегу. Бего-ом!..
Дверь распахивается, в темноте звучит оживленный женский голос:
- Это чего ж ты в потемках?
Щелкает выключатель, темнота рывком прыгает в окна, комнату заливает такой яркий свет, что глаза непроизвольно зажмуриваются.
- Да у нас гости! - весело удивляется невысокая молодая женщина в белом вязаном платке, меховой полудошке. На ее круглом разрумянившемся лице выделяются короткие черные брови и смеющиеся темные глаза. - Ну, давайте тогда знакомиться.
- Маша, - поднимаясь, представляет Николай, по его лицу впервые бежит мягкая улыбка.
7
В середине октября пришлось выехать в Тамбов - там собирался семинар местных писателей, мне по-соседски предстояло выступить на нем.
Остановился я в новой гостинице, поднявшей пять этажей на берегу Цны.
Серый воскресный денек клонился к вечеру, накрапывало, над неширокой Цной клубился низкий туман. Идти в такую погоду никуда не хотелось, книги, которые предстояло обсуждать на семинаре, были прочитаны еще дома.
Единственная нечитанная книга, которая оказывается в номере, потрепанный телефонный справочник, лежащий рядом с молчаливым аппаратом. Ну что ж, в таком меланхоличном состоянии - и это литература.
Переворачиваю страничку, другую; качаю головой, прочитав несколько диких и диковинных названий учреждений вроде "Госселъэнергонадзор" или еще хлеще - "Межрайонное отделение управления материально-технического снабжения сельхозснаба", дохожу до раздела "Квартирные телефоны". Бог мой, каких только фамилий нет! Вареник, Свинобоев, Махорка...
Меньше всего фамилий на "ф", поэтому, наверно, в глаза сразу бросается знакомое: Фомин А. Н. Уж не наш ли это Лешка Фомин?
В воображении сразу возникает долговязый белобрысый парень; некоторое время вижу его смутно, как на плохой, с размытыми контурами фотографии. Потом заработавшая память оживляет неподвижную неясную фигуру, уверенно кладет все новые и новые мазки... Вот, засучив рукава и тихонько насвистывая, Алексей полирует наждачной шкуркой блестящий, еще горячий после напильника, гаечный ключ. Хитрюги-девчонки подкатываются к нему, напропалую льстят. Ухмыльнувшись, Лешка берет их неуклюжие поделки, уверенными движениями подправляет. Все, можно сдавать. Похвалить, конечно, не похвалят, а "трешку" поставят наверняка - этим лодырехам ничего больше и не надо. Пятерку по слесарному делу у нас в классе получает один Алексей, изготовленные им ключи, кронциркули и нутромеры красуются на всех школьных выставках...
После девятого класса Фомин куда-то переехал. Кажется, в Ленинград... Так что это вполне может быть и не наш Фомин Алексей. Не обязательно, кстати, и Алексей, а какой-нибудь Андрей, Антон, даже Аверьян. Второй указанный в справочнике инициал ничего не добавляет: отчества друг друга мы не знаем до сих пор. А собственно говоря, чего гадать - он или не он? Есть номер, есть телефон, и через минуту все станет ясно.
От недавней меланхолии не остается и следа; быстро кручу диск - длинные протяжные гудки обрываются.
- Квартира, - отвечает молодой женский голос.
- Квартира Фомина?
- Да.
- Я говорю с его женой?
Собеседница фыркает.
- Нет, с дочерью.
- Скажите, как зовут вашего отца?
- Алексей Николаевич. - Голос несколько удивлен. - А что?
- Вы не знаете, он жил в Кузнецке?
- Не знаю. - Голос удивлен еще больше. - Кажется, жил...
- А он сам дома?
- Дома! Позвать?
- Да, пожалуйста.
Доносится оживленная перекличка голосов, слышны неторопливые шаги, потом добродушный баритон сообщает:
- Фомин. Слушаю вас.
- Если Фомин, который из Кузнецка, то здравствуй, - говорю я, называясь.
- Ну да? Правда ты?! - весело ахает баритон.
Пять минут спустя я еду в пустом троллейбусе, смотрю в мокрое окно, за которым мелькают такие же мокрые фонари и освещенные ими лужи, раздумываю. Интересно - кто же он сейчас, Алексей? Вероятней всего - инженер. Причем не рядовой: квартирные телефоны в небольших областных городах подряд не ставят. Да еще там, куда я еду, - до последней остановки на окраине.
Окраина, впрочем, оказывается относительной: кварталы многоэтажных, одинаковых, как близнецы, домов, рядки молодых деревьев. Ага, вот и точнейший опознавательный знак, сообщенный Алексеем: вывеска швейного ателье.
Открывают сразу, едва дотрагиваюсь до пуговки звонка.
Высоченный широкогрудый дядя в синем тренировочном костюме с белой полоской на шее солидно окает:
"Вот он!" - и стискивает мою руку.
- Не узнал бы! Доведись на улице встретиться, - мимо прошел бы. Ты где ж это волосы растерял, а? - балагурит он, помогая мне раздеться и пытливо поглядывая улыбающимися глазами.
А я узнал бы его даже на улице: простое, с сильным грубоватым подбородком лицо стало только старше, мужественнее; все так же густы светлые, небрежно закинутые назад волосы, все так же блестят в неторопливой улыбке белые, редко посаженные зубы - сейчас вспоминаю, что когда-то мы по этому поводу подшучивали. "Чудаки, - отвечал Алексей, - да с такими зубами удобнее: мясо не застревает, плевать хорошо". И тут же практически подтверждал это преимущество...
- Давай знакомиться, - введя в просторную, с оранжевым абажуром комнату, говорит Алексей, представляя меня моложавой, симпатичной женщине. - Супруга моя, Антонина Ивановна.
- Можно просто - Тоня, - улыбается, здороваясь, Антонина Ивановна.
- Есть у нас еще девица Елена, восемнадцати лет от роду. Стрельнула к подружке на вечеринку.
- Это я с ней по телефону говорил?
- Во, во! Подозреваю только, что она не твоего звонка ждала, - смеется Алексей.
- Не наговаривай на дочь, - стыдит Антонина Ивановна и берет нас с Алексеем под руки. - Прошу к столу, за чаем беседа лучше идет.
- Наговаривай, не наговаривай, а некоторые основания есть. - Алексей ставит бутылку "столичной", предупреждает: - Один действуй. Мне нельзя: в ночную идти.
- Мне тоже не нужно, поздно. Где ты, кстати, работаешь?
- На заводе, токарем.
Признаться, ответ разочаровывает меня. Я меньше бы удивился, если б оказалось, что Алексей - директор крупного завода, известный изобретатель или что-нибудь в этом роде. Ну что же, в конце концов жизнь у каждого складывается по-своему, если удастся остаться с глазу на глаз - надо будет расспросить. А уж не разыгрывает ли он? - мелькает вдруг мысль.
Нет. Смакуя, Алексей прихлебывает крепкий, почти черный чай и, занятый уже другой мыслью, одобрительно кивает:
- Съезд - дело хорошее. Приеду. Значит, Юрка Васин - главный конструктор?.. Смотри - толковый парень!
- Не то что некоторые, - подтрунивает Антонина Ивановна; у ее мягких глаз сбегаются лукавые морщинки.
- Во, во, - подхватывает Алексей, - застыдила совсем. Дескать, все в люди вышли, один ты рабочим остался.
- Да будет тебе! - плавно, как-то округло машет рукой Антонина Ивановна. - Вовсе я не так говорила.