Отдельные краткие замечания, сделанные Львом Африканским по самым различным поводам в его книге, позволяют нам предполагать, что за человек он был и какие мысли и чувства воодушевляли его на создание столь значительного труда. Разумеется, полную картину воссоздать не удается, однако черты его личности вырисовываются достаточно четко.
Нет необходимости искать доказательств того, что Лев Африканский был человеком одаренным природой, который сумел свои дарования развить и использовать, о чем говорит вся его литературная деятельность.
К этому его качеству счастливо прилагается его большая образованность. Она имела свои основания в том высоком уровне культуры, которым характеризуется мусульманская Испания во многие периоды своей истории и которым всегда отличались андалусцы, эмигрировавшие оттуда в Северную Африку. Другими ее основаниями несомненно были обстановка в семье, предполагающая определенную культуру, необходимую для чиновнической деятельности, и курс обучения, пройденный в Фесе. Любознательность Льва Африканского прослеживается во многих местах его труда. Она направлена на самые различные предметы и отрасли знания и свидетельствует о том, что процесс пополнения собственных знаний и самообразования не прекращался для автора никогда. Эта образованность имела два направления: духовное, связанное с религией, и светское. Как сын своей эпохи и своей среды Лев Африканский был воспитан в принципах ислама и разделял их. Однако как человек образованный, горожанин, которому были доступны достижения городской цивилизации мусульманских стран Северной Африки и Испании, в вопросах религии он обладал большой широтой взглядов. Он был знаком с догматическими особенностями и теологическими проблемами различных течений мусульманской религии и с различиями главных юридических толков основного течения — суннизма. Такое знание давало ему определенную широту взглядов на вопросы религии, что необходимо вело к критическому отношению не к религии в целом, но к отдельным ее положениям и, вероятно, особенно к различиям между течениями. Это определенно можно проследить на примерах. Так, он не скрывает насмешливого отношения к прорицателям и прорицательницам, пренебрежительно-снисходительного отношения к отшельникам и их деяниям. Он a priori сомневается в деяниях святых, а увидев их, выносит свое резкое суждение: “Его деяния лишь обманывают простой народ”. Для правильной оценки этого суждения нужно напомнить тот огромный авторитет таких святых-марабутов в Северной Африке, который нередко превышал авторитет официальных представителей религии. Как всякого человека его характеризует противоречивое отношение к суевериям. Некоторые суеверия он решительно отвергает, как, например, гадание прорицателей, веру простых людей, что львы стесняются женщин и не нападают на них, если те обнажаются перед ними, веру в гадание с помощью билетиков, которые выбирает птица. В другие он как будто верит сам, например в действенность магии и существование магов и чародеев. Вероятно, что в религии он видел главным образом комплекс морально-этических ценностей и правил, которые он рассматривал как одну из ступеней человеческого развития (недаром же население некоторых глухих селений он сравнивает с животными, а кочевников называет людьми дикими и необразованными). Таким образом, с известной долей уверенности мы можем считать присущими нашему автору религиозный индифферентизм, свободомыслие, а также представление об идее прогресса. Льву Африканскому был свойствен также рационализм. В этом отношении его характеристика может быть соотнесена с характеристиками деятелей эпохи Возрождения. Однако это его качество не было следствием влияния условий жизни в Италии. Некоторые его рассказы, например о выбрасываемых морем на берега Марокко китах, свидетельствуют, что он искал рационального объяснения и до того, как попал в Италию. Есть и другие примеры, свидетельствующие о его рационализме. Человек рациональный, он был в то же время сметлив (предусмотрел грабеж бедуинов и спрятал свои деньги в земле), изворотлив (пример вымогательства денег в городе Тефза; его собственное признание, что он может выдать себя за кого хочет, если его будут обвинять), склонен к царедворческой, придворной жизни, всегда стремился оказаться при дворе любого султана и умел извлечь из этого выгоду (еще молодым человеком получил деньги за свои стихи). В то же время при необходимости он не чуждался самой простой работы, такой как покупка веревок для увязки багажа, что обычно бывало обязанностью погонщиков верблюдов, т. е. людей, пожалуй, самого низкого социального положения. При всех своих знаниях, он активный практический деятель, почти всю жизнь проведший в путешествиях, которые совершал, не боясь быть застреленным, ограбленным или погибнуть от жажды. Ему присущ также известный гуманизм. Так, он жалеет старика, наказанного Мухаммедом Португальцем за то, что он советовал жителям города ал-Медины сдаться португальцам в безвыходном положении. Гуманизм в данном случае преобладает над религиозным пристрастием.