Выбрать главу

По утрам в час утренней молитвы поднимался он на крышу своего дома, одну из самых высоких в городе, но не для того чтобы созвать верующих на молитву, как было долгие годы, а чтобы разглядеть вдали предмет своего праведного гнева.

— Смотрите, — взывал он к едва очнувшимся ото сна соседям, — там, по дороге в Лоху, возводится могила для вас, а вы спите и ждете, пока вас всех не перебьют! Ежели Господь позволит открыть вам глаза, чтобы вы прозрели, придите, взгляните на эти стены, что за один день вознеслись по воле Иблиса Лукавого!

Вытягивая руку с точеными пальцами в сторону запада, он указывал на крепостной вал Санта-Фе, который католические короли начали возводить весной и который к середине лета уже походил на стену вокруг города.

В этой стране, где мужчины давно уже обзавелись мерзкой привычкой ходить по улицам с непокрытой головой или с небрежно наброшенным на волосы платком, который в течение дня сползал им на плечи, грибообразный силуэт Астагфируллаха был узнаваем издали. Немногим горожанам было известно его настоящее имя. Поговаривали, будто собственная мать наделила его насмешливым прозвищем по причине диких криков, которые он издавал уже в младенчестве, всякий раз как перед ним возникало что-то или кто-то, вызывавшее в нем протест своей непотребностью. «Молю Господа о прощении! Астагфируллах!» — вопил он при одном упоминании о вине, убийстве или каком-либо предмете женской одежды.

Было время, его поддразнивали — кто беззлобно, а кто и всерьез. Мой отец признался мне, что задолго до моего рождения по пятницам, как раз перед началом торжественной пятничной молитвы, встречался с друзьями в книжной лавке неподалеку от Большой Мечети, и они заключали пари: сколько раз во время проповеди шейх произнесет свое любимое выражение. Цифры колебались от пятнадцати до семидесяти пяти, и на всем протяжении проповеди один из друзей старательно вел счет, перемигиваясь с остальными.

«Однако во время осады Гранады никто больше не потешался над причитаниями Астагфируллаха, — продолжал свой рассказ отец, задумавшись о выходках юношеских лет, — многие почитали его. С годами он не утратил привычку повторять свое заветное слово и вести себя характерным для него образом, напротив, черты, делавшие его в наших глазах смешным, даже усилились. Просто изменился сам город.

Понимаешь, сынок, этот человек всю свою жизнь предрекал людям, что если они будут продолжать жить, как они жили до этого, Всевышний накажет их и в этой жизни, и в другой, он превратил несчастье в приманку. Я еще помню одну из его речей, которая начиналась примерно так:

— Направляясь сегодня утром к мечети, проходя ворота Песочной копи и Лоскутный рынок, я насчитал четыре питейных заведения — астагфируллах! — где почти не скрываясь торгуют малагским вином — астагфируллах! — и другими запрещенными напитками, названий которых я не знаю и знать не желаю».

Отец принялся изображать проповедника: то повышать голос до дисканта, то понижать до баса, верещать, обильно сдабривая речь заветным восклицанием, которое выпаливалось им так быстро, что стало совсем неразборчивым и скорее походило на междометие. Хотя было ясно, что отец несколько преувеличивает, он довольно верно передавал манеру шейха обращаться к народу:

— Неужто посещающие сии непотребные места не знают с младых ногтей, что Господь проклял и того, кто продает вино, и того, кто его покупает? Что Он проклял и того, кто его пьет, и того, кто его подносит? Они знают это, но забыли или же предпочли выпивку, превращающую человека в пресмыкающуюся тварь, Слову, обещающему Эдем. Одно из этих заведений содержит иудейка, и ни для кого это не секрет, но три других — астагфируллах! — принадлежат мусульманам. Впрочем, их завсегдатаи не являются ни евреями, ни христианами! Кое-кто из них, возможно, в данную минуту среди нас, униженно склонил голову перед Создателем, тогда как еще вчера падал ниц перед чаркой или пребывал в объятиях продажной женщины, или же, с затуманенным разумом и едва ворочая языком, святотатствовал перед тем, кто запретил вино, кто сказал: «Не приступайте к молитве, когда вы пьяны…»[12]. Астагфируллах!

Подражая проповеднику, Мохаммед охрип, и прежде чем продолжать, прочистил горло.

— Да, братья мои по вере, это происходит в вашем городе, на ваших глазах, а вам и дела нет, словно Господь не ждет вас однажды на своем Суде, чтобы сурово спросить с вас за поступки ваши. Словно Господь станет помогать вам в борьбе с врагами, когда вы позволяете попирать Его слово и слово Его Посланника, да отблагодарит его Господь! Когда по шумным улицам вашего города прогуливаются женщины, не скрывая лица и волосы под покрывалом, выставляя их напоказ похотливым взглядам сотен мужчин, не все из которых, я полагаю, приходятся им мужьями, отцами, сыновьями или братьями! Зачем бы Господу ограждать Гранаду от опасности, подстерегающей ее, если в повседневной жизни ее обитателей возобладали обычаи невежественных времен, доисламские нравы, как, например, причитания на похоронах, гордыня, обожествление идолов, вера в предзнаменования, преклонение перед реликвиями, награждение друг друга прозвищами, против чего Всевышний ясно предостерег нас? — Отец бросил на меня хитрый взгляд и, не переводя дыхания, продолжил: — Если вы устанавливаете в своих жилищах, невзирая на запрет, мраморные статуи и фигурки из слоновой кости, кощунственным образом воспроизводящие мужчин, женщин и животных, словно Создатель нуждается в помощи своих собственных созданий для завершения своего дела. Если в ваши умы и умы ваших сынов закралось губительное и нечестивое сомнение, отдаляющее вас от Создателя, Его Книги, Его Посланника на земле и Общины Верующих, сомнение, которое разъедает стены и сами основания Гранады?

вернуться

12

Коран, гл. (4) Жены, ст. 46. — Здесь и далее цитаты даются по изданию: Казань, 1907 г., пер. с арабск. Г.С. Саблукова.