В Андалузии процветала философская мысль, порожденные ею труды терпеливо переписывались и имели хождение среди ученых людей от Китая до крайнего запада. А потом умы оскудели, перья затупились. Чтобы поставить заслон на пути западных идей и обычаев, Традицию превратили в цитадель и замуровали себя в ней. Гранада стала порождать лишь имитаторов, лишенных таланта и отваги.
Это вызвало ропот со стороны Абу-Хамра, но вполне устраивало Астагфируллаха. Для последнего поиск любой ценой новых идей означал грех, главным было вести себя в соответствии с учением Всевышнего в том виде, в каком его услышали и прокомментировали предки. „Кто осмелится заявить, что он ближе к Истине, чем Пророк и его сподвижники? Оттого мусульмане дрогнули перед лицом врага, что отклонились с пути истинного, позволили проникнуть порче в нравы и мысли“. С точки зрения врача история учила иному. „Золотой век ислама, — говорил он, — это времена халифов, раздававших золото ученым и переводчикам, проводивших вечера в беседах на философские и медицинские темы в компании с захмелевшими поэтами. Разве Андалузия была так уж плоха, когда визирь Абдеррахман изрекал смеясь: „О ты, которая кричишь: сбегайтесь на молитву! Лучше бы ты кричала: сбегайтесь на выпивку!“ Мусульмане дрогнули лишь тогда, когда тишина, страх и покорность затмили их умы“».
У меня создалось впечатление, что отец пристально наблюдал за всеми этими спорами, но окончательно так ничего для себя и не решил. И десять лет спустя его рассуждениям не хватало убежденности.
«Мало кто из гранадцев следовал за врачом по пути неверия, однако кое-какие его мысли все же вносили сумятицу в умы. Об этом свидетельствует хотя бы дело с пушкой. Я тебе уже рассказывал о ней?»
Это случилось к концу 896 года. Все дороги, ведущие в Вегу, оказались в руках кастильцев, а продовольствия не хватало. Над Гранадой свистели пушечные ядра; под градом которых рушились кварталы, расположенные на вершине скалы, слышались стенания плакальщиц; в общественных садах сотни нищих в лохмотьях встречали зиму, которая обещала быть долгой и суровой, и дрались за последнюю ветку последнего срубленного дерева; люди шейха бродили по улицам, выискивая, к чему бы придраться.
Бои вокруг осажденного города стали более редкими и менее ожесточенными. Кастильская артиллерия косила гранадских конников и пехотинцев, и те более не отваживались удаляться от крепостных стен, ограничиваясь ночными вылазками на вражеские позиции, похищением оружия или скота, что было делом хоть и отважным, но малоперспективным, поскольку не способствовало ни прорыву осады, ни снабжению города продовольствием, ни даже воодушевлению его жителей.
И вдруг пополз слух, но не из тех, что подобны водяной пыли, сопровождающей слишком тяжелое дождевое облако, а из тех, что обрушиваются на землю подобно летнему ливню, перекрывая все обычные шумы. Он привнес в события нечто смешное, без чего не обходится ни одна драма.
«Стало известно, что Абу-Хамр приобрел пушку, захваченную у врага горсткой лихих солдат, согласившихся за десять золотых монет доставить орудие в его сад».
Отец поднес к губам чарку с оршадом и не спеша сделал несколько глотков, после чего, не обращая внимания на мой недоумевающий вид, продолжал:
«У гранадцев пушек отродясь не бывало, а так как Астагфируллах не переставал повторять, что это дьявольское изобретение производит больше шуму, чем причиняет урону неприятелю, они свыклись с мыслью, что такое новое и сложное орудие может принадлежать лишь врагу. Почин доктора вверг их в изумление. В течение нескольких дней нескончаемая вереница и старых, и молодых прошла через его сад, чтобы взглянуть на „эту штуку“, причем все держались на приличном расстоянии и вполголоса обсуждали ее округленные формы и угрожающее жерло. Абу-Хамр пожинал плоды своей победы над соперником. „Скажите шейху, пусть придет взглянуть, чем все дни проводить в молитвах! Спросите, умеет ли он так же ловко поджигать фитиль, как фолианты!“ Самые богобоязненные быстро ретировались, бормоча под нос проклятия, а прочие расспрашивали доктора, как она устроена да что будет, если применить ее против Санта-Фе. Разумеется, этого он не знал, и тем не менее его объяснения произвели сильное впечатление.