ГОД МИХРАЖАН
898 Хиджры (29 октября 1492 —11 октября 1493)
Никогда во всю жизнь после этого года не осмеливался я произносить в присутствии отца слово Михражан, настолько тяжелы были связанные с этим праздником воспоминания. И никогда больше он не отмечался в нашей семье.
Случилось это на девятый день священного месяца рамадан, или скорее на день святого Иоанна, 24 июня, поскольку праздник Михражан отмечался не по мусульманскому календарю, а по христианскому. Этот праздник летнего солнцестояния определяется солнечным циклом, и потому ему нет места в мусульманском календаре. В Гранаде, как, впрочем, и в Фесе, жили сразу по двум календарям. Если ты обрабатываешь землю, если тебе нужно знать, когда прививать яблони, рубить сахарный тростник или созывать людей на сбор винограда, подходит только солнечный. К примеру, в преддверии Михражана готовились собирать поздние розы, которыми женщины любили украшать свой наряд. Зато если отправляешься в путь, больше подходит лунный цикл: полная ли луна или только народилась, месяц молодой или на ущербе — это единственный способ расчислить переходы караванного пути.
Я бы погрешил против правды, если бы забыл прибавить, что христианский календарь служил не только для определения срока полевых работ, но и был источником праздников, от которых мои соотечественники никогда не отказывались. Так, помимо Рождества Пророка — Мулед, когда на площадях устраивали поэтические состязания и раздачу пищи нуждающимся, отмечали и Рождество Мессии, готовя специальные блюда из муки, бобов и овощей. Если день нового года — Рас-ас-Сана — был прежде всего днем официальных пожеланий правителям в Альгамбре, то первый день христианского нового года был праздником прежде всего для детей: надев маски, они ходили от дома к дому, распевая ронды, за что получали пригоршни сухофруктов; кроме того, торжественно встречали и персидский новый год — Навруз: накануне игрались бесчисленные свадьбы, поскольку считалось, что день этот способствует плодовитости, а днем, невзирая на религиозный запрет, на всех углах продавали игрушки из обожженной глины или глазурованного фаянса — лошадок, жирафов. Разумеется, не забывали и об основных мусульманских праздниках: Адха, Аид, когда многие гранадцы разорялись, покупая барана или новую одежду; Окончание Поста, когда даже самые бедные не садились за стол, на котором было меньше десяти различных блюд; Ашура, посвященный поминовению умерших, на котором было принято обмениваться дорогими подарками. К этим праздникам добавлялись Пасха, Ассир в начале осени и знаменитый Михражан.
На Михражан было принято разжигать большие костры из соломы; смеясь, говорили, что это самая короткая ночь года и не имеет смысла ложиться спать. Да и какой там покой, когда молодежь до утра бродила по городу, горланя что есть мочи, к тому же вошло в обычай обильно поливать улицы водой, от чего они становились скользкими.
В этом году к юнцам прибавились сотни кастильских солдат, с утра занимавших места в многочисленных тавернах, открывшихся после падения Гранады, а затем разбредавшихся по всему городу. Этим объясняется, почему мой отец не имел никакой охоты принять участие в празднествах. Лишь уступив слезам моим и моей сестры, а также поддавшись на уговоры Варды и моей матери, он повел нас на прогулку, однако предупредил, что дальше Альбайсина мы не двинемся. Дождавшись захода солнца — это было в пост, когда долгие летние дни рамадана хуже ада, — отец быстро проглотил тарелку чечевичной похлебки, и мы направились к Знаменским воротам, где шла торговля оладьями, сухими фигами и щербетом с абрикосами, приготовленном на снеге, доставленном на мулах с горы Шолаир.
Судьба назначила нам свидание на улице Старой Крепостной стены. Отец шел первым, держа меня и Мариам за руку, и обменивался парой слов с каждым встречным соседом, мать шла за ним, отставая шага на два, за ней Варда. Как вдруг раздался крик Варды: «Хуан!» При этом она остановилась как вкопанная. Справа от себя мы увидели молодого усатого солдата, пьяно хмыкавшего и пытавшегося понять, кто эта окликнувшая его женщина. Отец почувствовал опасность, бросился к Варде и, решительно взяв ее за локоть, проговорил вполголоса:
— Пошли домой, Варда. Во имя Иссы Мессии!
Голос его был умоляющим. Тот, кого Варда назвала Хуаном, был не один, а с четырьмя другими солдатами, вооруженными внушительными алебардами. Все они были навеселе. Прохожие расступились, не желая вмешиваться, но любопытствуя, что будет дальше.