Планировали же они побег влюбленной парочки. Точнее, Берт с Кейтсой планировали, а Лера пыталась отговорить их от этой опрометчивой идеи, разбивая все, как казалось, удачные решения в пух и прах холодной логикой стороннего наблюдателя.
Берта к дочери граф пускать разрешил, но потребовал от Леры во время визитов парня не отходить от них ни на шаг.
Самое интересное, что вся троица благополучно забыла о еще одном свидетеле их бесед. Точнее, свидетельнице. У бабуси Лодраш были свои резоны, и, хоть ей иногда очень хотелось высказать неразумной молодежи все, что она о них думает, она находила в себе достаточно мудрости и терпения, чтобы промолчать и не объявляться.
Сегодняшний день стал исключением по нескольким причинам. Двуликой в первый раз разрешили встать с постели. Крошечный доктор с пышными усами, похожий на сморщенную обезьянку в огромных очках, авторитетно заявил, что завтра девушке можно будет выйти в сад.
— Только ненадолго, и не стоит активно двигаться или, не дай создатель, менять облик. Посидите на лавочке в тенечке, подышите воздухом. Оборот не раньше чем через месяц и под моим контролем.
Погрозив пациентке пальцем и завистливо покосившись на гигантскую фигуру Берта, застывшего у дверей и внимательно слушавшего, доктор посеменил на выход, таща объемный лекарский чемоданчик с треть себя размером.
— Ты чего такой мрачный? Кейтса почти поправилась, — обратила Лера внимание на хмурого, как туча, приятеля.
Встревоженная двуликая, настороженно принюхиваясь, приподнялась на подушках, пристально всматриваясь в лицо любимого.
Обычно парень приходил не с пустыми руками. То букетик полевых цветочков принесет, заботливо и аккуратно перевязав яркой ниткой. То пирожное в красивой коробочке, хотя у девушек в особняке было все, что только душа пожелает. Как-то притащил маленькую тряпичную куклу, видно было, что самосшитую, причем очень аккуратно, и, смущаясь, преподнес мантикоре.
Кейтса от такого подарка ревела в голос, переполошив пол-особняка. Даже папаша, до этого где-то пропадавший и не казавший носа к дочурке, примчался выяснять, что происходит.
Как выяснилось, у девушки в жизни не было своих игрушек. У тетки детей не было, и играла Кейтса в детстве деревянной ложкой, заворачивая ее в платок и представляя младенцем. Тетку это злило, и таскала девочка ложку украдкой, когда родственница уходила на рынок или к соседям.
На следующий день в комнате, в той, сразу при входе, где, по мнению Валерианны, хозяйка, скорее всего, принимала гостей, обнаружился просто склад коробок, коробочек и кульков.
Берт тогда перетащил по просьбе Леры все в спальню к кровати Кейтсы и ревниво следил, как девушки распаковывают подарки. Только все это быстро наскучило двуликой и утомило ее. Яркие, блестящие и дорогие, но какие-то безликие игрушки, массивные украшения и наряды, подходящие разве что на очень торжественный, пафосный прием для высшей аристократии, Кейтсу не впечатлили. Единственным, что она выбрала из всей кучи барахла, была крошечная музыкальная шкатулка.
Непонятно, как затесалась эта потертая от времени вещица с птичкой на крышке на этот праздник даров, но, увидев ее, мантикора не пожелала с ней расстаться. Как и с куклой Берта. Все подарки парня, кроме, естественно, еды, она бережно хранила в ящике тумбочки у изголовья кровати.
Сегодня Берт тоже пришел с подарком, и то, что он достал из кармана, совершенно не вязалось с его сумрачным выражением лица.
Молодой бинтуронг бухнулся перед лежащей девушкой на колени и, бережно взяв ее за руку, надел на тонкий палец аккуратное серебряное колечко с красивой ажурной гравировкой по ободку.
— Я никому тебя не отдам, — с горячностью, свойственной категоричной молодости, рыкнул он. — Я выйду на арену с любым, кто попробует претендовать на твою руку и сердце.
— Красивое. Сам сделал? — Кейтса, улыбаясь, пригладила взъерошенные жесткие волосы парня. — А мое сердце и так твое. Никто его больше получить не сможет.
— Бе-е-ерт? Что-то случилось? — Лера была намного старше подруги и в жизни понимала гораздо, гораздо больше. Да и книг, исторических и не очень, она в свое время прочитала немало. Дочь графа, пусть и незаконнорожденная, но признанная его сиятельством, это вполне себе лакомый кусочек, который совсем не предназначен для провинциального парня без кола и двора.
— В городе судачат про объявившуюся наследницу и претендентов на ее руку. — Мрачный парень ласково прижал к своей щеке ладонь любимой. — Я слышал, что графу уже передали брачные предложения как минимум трое.