Мне захотелось себя проверить и я, немного наклонившись над прилавком, сказала торгующей женщине: «У вашей дочки рыжие волосы»?
Господи, я думала она сейчас упадет от разрыва сердца.
— Да!!! С ней что-то случилось?!
— Успокойтесь, успокойтесь, — сказала я, — она жива. Но вы все-таки бы вытащили ее из ее сомнительного бизнеса!
— Вы знаете!? — выкрикнула она.
Больше я ничего не сказала, быстро прошла по ряду, мимо уже пустых столов, пока опять не услышала мысли, на этот раз, молодой девушки, торгующей здесь, видимо, недавно. Пересчитав деньги, она обнаружила недостачу и теперь гадала, как ей выкрутиться и не отдавать хозяину, на которого она работала, три тысячи…
— Лучше отдайте, — сказала я ей, приостановившись, — а то он вас уволит. Заработаете за неделю.
— Откуда … вы …узнали? — Прошептала она, резко побледнев. — Я только сейчас обнаружила… Вы… подсматривали через занавеску!?
Значит, деньги она считала, скрывшись за шторку примерочной.
Не ответив, я быстро направилась к выходу. Проходя мимо нескольких беседующих продавцов, я уловила, что они думают о жареной курице, о своем хозяине-армянине и о ремонте, но очень трудно было разделить их мысли, кому какая принадлежит.
Надо потренироваться, решила я, выходя из стеклянного павильона ярмарки. Хотелось кофе.
Быстро дойдя до дубровинского дома, я поднялась по лестнице и позвонила в дверь, Дубровин сразу открыл.
— Кофе пахнет, — сказала я, — пьешь?
— Да. Будешь? Я только что о тебе думал.
— Так вот почему я захотела кофе!
Он посмотрел на меня удивленно, но промолчал.
— Сергей, я пришла к тебе не просто так, а как…
— К жениху! — пододвигая мне кресло, хохотнул он.
— Скорее, как к другу. — И я улыбнулась.
Он, извинившись, вышел из комнаты и через минуту вернулся с чашкой горячего кофе.
— Нельзя сказать, что привел меня к тебе четкий план. Скорее, запах кофе. Да —. Я почти засмеялась. — Но нужно доверять своим импульсам.
И вдруг я поняла, что однажды т а к же точно, садясь в т о же самое кресло, беря в руки т у же самую чашку, говорила Дубровину Анна. И воспоминание потянуло за собой воспоминание. А он тогда торопился к другой девушке, — так, какой-то незначительный эпизод, и потому Анна его раздражала: она часто влетала к нему внезапно, и в тот вечер он жалел, что, услышав звонок, открыл дверь.
А она, будто не чувствуя его состояния, либо же, наоборот, остро чувствуя, но идя наперекор его настроению, проговорила, сделав два глотка из чашки с выцветшим цветком.
— Женись на мне, Сереженька!
— Ты что сдурела?! — Грубо выпалил он. — Я женат!
— Но ты же не живешь с ней!
— У меня обязательства.
…Значит, я могу в с п о м н и т ь все, что было не только со мной, но и с Анной: я получила в наследство не только ее квартиру, но и ее память? Правда, то, что происходило с Анной, вспоминается немного иначе: как прочитанная книга или кинофильм, который я смотрела несколько лет назад.
Дубровин побежал в соседнюю комнату: так звонили и пейджер, и сотовый телефон.
Когда он вернулся, я проговорила, отставляя на журнальный столик пустую чашку:
— Я уезжаю завтра. Улетаю самолетом. Сейчас мы пойдем к нотариусу и я оставлю на тебя доверенность: ты сможешь продать квартиру?
Какая-то тень скользнула по его лицу, но ответил он сразу:
— Смогу.
— Я видела Филиппова, он просит… требует половину суммы себе. Утверждает, что Анна написала на него завещание, но он, по причине своей порядочности, заставил ее переписать все на меня. Он хочет издать ее записки …
— Какие записки? — Он насторожился и выпрямился на стуле. — Научные?
— Ну что-то такое, да.
— Ты видела записки?
— Нет. Только дневник, где все про любовь.
— Да у нее и не могло быть никаких научных записок — одни фантазии!
— Не знаю. — Сказала я, сразу вспомнив, как сестра иногда называла его Сальери.