«<…> Весь день провел с Лёвой. Он очень вырос — едва не выше меня ростом, но все еще такой же ребенок. Увлекается приключенческой литературой, мыслит наивно, далек от жизни и от понимания жизни. У него пытливо блуждающее воображение, сильно развитая фантазия. И все же он развивается быстро: он спрашивает, он вступает в период первой переоценки ценностей. Он с безграничным доверием относится ко мне, он понимает, что я хочу разрушить его детские представления, именно потому что они — детские, но мир этих представлений еще владеет им, и он не может собственным пониманием преодолеть его. Поэтому он верит мне на слово — только на слово. И хорошо — пусть хоть так (пока). Важно заронить в его юный ум сомнения, важно вызвать борьбу противоречий. Надо, чтоб он захотел смотреть в себя и вокруг себя. Захочет смотреть — значит, увидит. Время и рост помогут ему разобраться во всем самому. Надо только незаметно направлять его на правильную дорогу.
Это было бы легко — живи он здесь… К сожалению, глухая провинция, Бежецк — неблагоприятная для быстрого и правильного умственного развития обстановка. Благодатно влияние Анны Ивановны — высокого духа, благостного и благородного человека. Увы — совсем не такова А. С. Сверчкова: лживая, лицемерная, тщеславная, глупая и корыстная женщина. Ее влияние, несомненно, исключительно вредно. Лёва — прекрасный мальчик — доверчивый, честный, прямой, добрый, талантливый… И врожденные хорошие качества — очень сильное противоядие против всяких трудных влияний. И по некоторым особенностям разговоров об А. С. Сверчковой я знаю, что Лёве многое отрицательное в ней понятно, и он очень критически (да, здесь он уже достаточно взрослый) относится к ней.
И все же страшно и больно, что такой человек, как А. С. Сверчкова, находится в непосредственной смежности с Лёвушкой и старается на него влиять. Лёва — робкий и тихий. Ему надо стать более мужественным, более внутренне самостоятельным, — иначе ему трудно будет бороться со всяким злом. <…>
Весь день сегодня провел с Лёвой, вечером хотел с ним пойти в театр, но всюду идет дрянь; пошли в кинематограф. Лёвка остался доволен. Проводив его домой, зашел к А[нне] А[ндреевне]. Часа полтора говорил с нею о Лёве; она очень тревожится за его судьбу, болеет душой за него <…>.
<…> Опять весь день — с Лёвой. В Эрмитаже осматривали залы рыцарей и оружие, Египет, древности. Показал камеи и геммы. Он никогда их не видел и был доволен, увидев».
Немало важных биографических деталей содержится и в доверительных письмах Льва к Лукницкому: «Дорогой Павел Николаевич, очень я был рад получить Ваше интересное письмо, с рассказом "На Дельфинчике" и с большим удовольствием прочитал его. Как бы я хотел быть там вместе с Вами. Как я завидую Вам!
Лето я провел довольно хорошо, много купался и научился нырять в длину 2—3 сажени, а в глубину 1—2 с., немножко пожарился на солнце и немного загорел. Я ходил купаться с одним учителем, очень милым молодым человеком, и с его братом студентом. Очень приятно проводили время: купались, жарили шашлык. Он большой поклонник папиных стихов и читает наизусть отрывки из "Гондлы" (стихотворная драма Н. Гумилёва. — В. Д.).
Он дал нам книгу Родзянко "Крушение империи", мы читали ее вслух. Наконец я дождался осени и мы с бабушкой отправились в Петроград, к маме. Я так мечтал увидеть Вас, Павел Николаевич, мечтал погулять с Вами, но был очень огорчен, узнав о Вашем отъезде. Мы с мамой много гуляли, были в кино и в музее, и время шло у меня незаметно. Теперь я жду не дождусь поехать опять в Петроград и на этот раз, наверно, встречу Вас и прочитаю Вам мои рассказы.
Теперь я пишу повесть в Хаггардовском стиле и пытаюсь написать нечто вроде драмы в стихах, из рыцарских времен в Бретани. Мелких стихотворений у меня нет, за исключением "Битвы при Люцене", которую я не посылаю Вам. Я знаю, что оно очень несовершенно, но не хочу его переделывать, лучше написать новые.
Дорогой Павел Николаевич, мне очень совестно пользоваться Вашим любезным предложением насчет книг, но все-таки, если Вас не затруднит, пришлите мне народного героического эпоса, например, «Песнь о Роланде», "Песнь о Нибелунгах", "Поэму о Сиде", "Оссиана" и т.п. Теперь я наслаждаюсь "Словом о полку Игоря".
Теперь напишу Вам о своем здоровье. Я сильно заболел, у меня была желтуха, и у меня 4 раза был доктор, он посадил меня на строгую диету и заставил пить противный боржоми и еще более противную микстуру. Но вот я стал поправляться и вдруг опять заболел. Доктор велел везти меня на просвечивание и даже предсказывал операцию. Тетя Шура и бабушка очень испугались, а мне было очень интересно, но, кажется, все прошло. Я чувствую себя хорошо и хожу в школу.
Теперь я изучаю стихосложения и довольно хорошо разбираюсь в хореях и ямбах. Надеюсь достать у знакомого учителя монтекристо (мелкокалиберная винтовка или пистолет. — В. Д.) и поучиться стрелять, я умею обходиться с монтекристом. В кино я хожу 1 раз в месяц, чтобы это не мешало моим школьным занятиям, скоро у нас пойдет американская картина в 3 сериях, я пойду на нее и тогда не буду ходить 3 месяца. Бабушка и тетя Шура передают Вам свой привет. Когда увидите маму, поцелуйте ей за меня ручку. Ваш Лёва.
P. S. Почему А. К. Толстой считается плохим поэтом? Лёва»
В другой раз Лёва писал П. Н. Лукницкому: «Дорогой Павел Николаевич. Поздравляю Вас с наступающим Новым годом и желаю Вам всего лучшего. У меня наступают каникулы, и наши девочки уезжают в деревню. Как было бы хорошо, если бы Вы с мамой приехали к нам на Рождество, у нас превосходные горы и равнины для лыж. Теперь я увлекаюсь путешествиями по снегам на своих скороходных лыжах.
Стихов я уже давно не писал, нет настроения, ведь это Вы вдохновили меня тогда, я написал несколько стихотворений, которые посылаю Вам. Мне как начинающему особенно было интересно узнать, какого мнения о них мама, но из ее слов я понял, что из меня ничего хорошего не выйдет.
Видя, что в поэты я не гожусь, я решил со стихами подождать, я сам понимаю, что я должен писать или хорошо или ничего. А без писания скучно. На праздниках я собираюсь писать рассказ "Приключения Коли в стране математики". У меня есть много тем для романов: "Атлантида", "Подземное царство", "Новый астероид". Еще не знаю, на чем я остановлюсь.
Я очень рад, что у меня благополучно кончились зачеты, приходилось много работать. В награду за это тетя Шура позволила мне выбрать любую книгу из своей библиотеки. Я в большем затруднении: хорошую книгу взять стыдно, худую не хочется.
Я очень часто вспоминаю Вас и жалею, что мы далеко друг от друга. Как подвигается Ваша работа? Много ли удалось Вам собрать новых сведений для биографии (отца — Николая Гумилёва. — В. Д.)?
Крепко жму Вашу руку. Искренне любящий Вас Лёва».
О житье-бытье в Бежецке, о немногих радостях и многих заботах в очередной раз подробно информировала Анну Ахматову Левина бабушка в письме от 11 марта 1926 года: «Аничка, дорогая моя! Сердечно благодарю тебя за присланные деньги и прошу извинить меня, что раньше не сделала этого. Всякий день все собиралась писать тебе и никак не могла собраться. Утро в работе по хозяйству, а после обеда лягу отдохнуть да и просплю до чаю. Ужасно, какое тяжелое время стоит! Все хворают. Головная боль, насморк и кашель. Лёва с неделю не ходил из-за этого в школу. А у меня при этой пустяшной болезни еще и сильная слабость была. Но теперь опять все налаживается, Лёва ходит в школу, я бодрее исполняю свою работу, а Шура хотя и чувствовала себя неважно, но все-таки не переставала ходить на занятия. Теперь самое худшее у нас время! Снегу масса, он начинает таять, и в валенках ходить нельзя, а в кожаных сапогах так скользко, что все падают.
У Лёвы теперь идут зачеты и часты классные работы, 1-го апреля — конец трети. Он очень боится за математику, ни я, ни Шура не можем ему помочь, а наша соседка, которая ему раньше помогала, теперь хворает сама, и ее маленький болен, так что Лёве приходится самостоятельно справляться с алгеброй и геометрией. Ему обещано, если по всем предметам в эту треть будет благополучно, то поехать к Вам в Петроград во время весенних каникул. Только еще неизвестно, когда начнутся каникулы, раньше говорили, что они будут с 1 апреля на две недели, а уже сегодня сказали, что отпустят только на 10 дней с 24 апреля, значит Страстная и три дня Пасхи! Уже это совсем плохо! Вряд ли удастся наша поездка, а так хотелось бы повидать Вас, моя дорогая, тебя и Котю. Ты как-то написала в Лёвином письме, что хлопочешь о моем деле, а не написала, о каком: о доме или Колиных книгах? Может, вздумаешь нам написать, так напиши, пожалуйста, об этом. Я рада, что ты поправилась, моя родная, чтобы не простудиться, весенняя простуда самая худшая! Шура и Лёва тебя крепко целуют, сейчас они уже спят, уже двенадцатый час ночи. Крепко, крепко тебя целую и еще раз благодарю за память и заботу. Горячо и неизменно любящая тебя — Мама».