Юноша приблизился к Целестину, поклонился и поцеловал крест.
— В трудные времена довелось нам встретиться, Лев, но я рад тебя видеть. — Монах узнал тосканца сразу же, как только коснулся его взглядом.
— Апостол Петр позвал меня.
— Я знал, что твоя судьба будет связана с нашим небесным покровителем, — произнес монах и вдруг непроизвольно качнулся, словно засыпая стоя.
Спустя миг Целестин принял обычное положение и сильнее сжал в руках крест.
— Тебе нехорошо, Целестин? — спросил встревоженный Лев, понявший, что монах стоит у входа в храм много часов и, по всей видимости, смертельно устал. — Я могу тебя сменить.
— Нет, юноша, твое время не настало.
В это время из боковых дверей храма вышла пожилая монахиня с красивой вазой в руках. Один из варваров преградил ей путь и, не отводя глаз от дорогого сосуда, произнес:
— Эта чаша станет достойным украшением стола нашего короля, она великолепно подходит к росту, красоте и телосложению повелителя готов.
— Ваза принадлежит храму Апостола Петра, возьми ее, если смеешь, я не смею дать ее врагу, — твердым голосом ответила женщина. Немигающим взглядом смотрела на воина и терпеливо ждала, когда тот освободит ей путь.
Мужественный воин, напротив, растерялся и не знал, что далее предпринять: забрать ли вазу или оставить сосуд упрямой женщине. К толпе подъехал молодой, прекрасно сложенный, широкоплечий мужчина на великолепном белом скакуне. Готы, первыми заприметившие своего короля, предупреждали товарищей радостными возгласами: "Аларих! Аларих!", а вместе с тем невольно представили его римлянам. Варвары наперебой принялись оказывать своему повелителю знаки почтения. А тот заинтересовался спором между воином и монашкой. Гот пояснил, что хотел подарить эту чашу королю, но женщина отказывается ее дать, утверждая, что посудина принадлежит апостолу Петру.
Король задумался ровно на столько мгновений, сколько ему понадобилось, чтобы понять, что чаша является имуществом храма.
— Не смейте брать то, что принадлежит святилищу святого Петра! — обратился Аларих к своим воинам. — Мы сражаемся с римлянами, а не с апостолами!
Аларих спешился, приблизился к Целестину и спросил:
— Почему ты закрыл вход в церковь? Мои воины тоже веруют во Христа и почитают апостола Петра. Возможно, кто-то желает войти в храм для молитвы, многие жаждут поклониться мощам святого.
— Нельзя входить в дом Господа с оружием. Нет места мечу, где любовь и добро, — сурово промолвил Целестин.
— Если все дело в том, готы могут положить оружие на время.
— Лучше бы навсегда… Тогда бы в храме хватило места всем, — проронил Целестин.
Аларих подошел к монаху, из-за его плеча глянул внутрь базилики: все ее пространство было заполнено народом. Даже если б готы пожелали совершить искреннюю молитву, это было бы сделать весьма непросто.
— Не только жители Рима, но и люди со всех окрестных селений ищут в храмах спасения от вашей свирепости, — пояснил Целестин.
Аларих повернулся к готам и обратился с короткой речью:
— Не трогайте людей в храмах ни мечом, ни словом — они под защитой Бога! Ничего не отнимайте и не требуйте у служителей Христа! Верните то, что у них взяли. — И чтоб не слишком огорчать соплеменников запретами, король более сильным голосом произнес: — В этом городе достаточно добычи для всех. Вперед на Рим!
— На Рим! На Рим! — восторженно заорали готы и начали освобождать от своего присутствия внутренний двор базилики.
— Лев, смени меня, — попросил Целестин.
Юноша принял крест из дрожавших от напряжения рук монаха и постарался вместе с крестом перенять его непреклонную решимость защитить единоверцев.
Вестготы, повинуясь приказу короля, не трогали тех людей, что укрылись в стенах храмов, но за их пределами позволяли себе все многие преступления.
Один из молодых воинов Алариха увидел римлянку редкой красоты, спешившую под защиту апостола Петра. Чтобы заполучить желаемое, гот был готов на любую гнусность. Когда женщина отказалась последовать за ним, воин обнажил меч и после словесных угроз нанес ей легкую рану на спине. Римлянка повернулась к насильнику лицом и подставила его оружию шею со словами: "Лучше умереть целомудренной, чем обесчещенной". Готу стало стыдно за свой поступок. Он отвел непреклонную женщину в храм Апостола Петра и вручил монахам шесть золотых, с тем чтобы деньги были потрачены на пропитание римлянки.