— Боюсь, тебе ничего не изменить. Часть солдат бежала в леса, некоторых переманил к себе Альбин. Со мной остались самые преданные легионеры, помнящие смысл слов "клятва" и "долг", но они не будут умирать от голода. Даже я не смогу их остановить, если они тронутся в сторону Арелата. А они, как видишь, готовы это сделать немедленно.
— Задержи своих легионеров хотя бы на сутки, — обратился с просьбой Лев.
— Понимаю. Ты хочешь пойти к Альбину и уговорить его накормить легионеров, которые защищают его же провинцию, — без труда догадался Аэций. — Напрасная затея и бесполезная трата времени! На этого глупца не действуют ни просьбы, ни угрозы; он не способен мыслить разумно.
— Если завтра из Арелата не прибудет в лагерь хлеб, действуй так, как сочтешь нужным, — закончил речь Лев.
— Сутки я смогу кормить легионеров обещаниями, больше — едва ли. Удачи тебе, добрый друг!
Одолевши подъем на природную возвышенность, Лев был вознагражден зрелищем большого красивейшего города. Лучи полуденного солнца отражались в отполированном мраморе, коего предостаточно имелось на улицах и площадях. Словно жемчужину в раскрытой раковине, город окружали виноградники и фруктовые сады. То был Арелат — столица Галлии и место пребывания ее префекта.
Город, почти такой же древний как сам Рим, вырос из поселения лигуров. Самое удивительное, он переживал расцвет даже во времена, когда многие города империи приходили в упадок, а некоторые и вовсе исчезали с лика земного. В I в. н. э. Арелат уступал соседней Массалии и богатством и численностью населения, но обошел ее однажды: благодаря удачной ставке. Во время гражданской войны Арелат выступил на стороне Гая Юлия Цезаря, тогда как городскому совету Массалии показались более близкими стремления и цели Гнея Помпея Магна. Республиканцы в этом кровавом споре потерпели поражение; с тех пор милости властителей Рима обходили стороной Массалию и золотым дождем проливались на Арелат.
Прекрасный город с благодатным климатом полюбили римские императоры. В Арелате подолгу жил Константин Великий — тот самый, что положил конец преследованию христиан и в конце жизни сам крестился. В Арелате родился его сын, также ставший императором — Константином II.
Созерцая город и окрестности, Лев не сразу обратил внимание на человека, облаченного в плащ пилигрима, который давно его заметил, узнал и почти бегом устремился ему навстречу. Когда взгляд архидиакона наконец остановился на немолодом приближающемся страннике, то его изумлению не было предела. Лев, которого было трудно чем-нибудь удивить, даже замер без движений на некоторое время. Однако не доверять собственным очам у него не имелось оснований:
— Проспер! Вот тебя менее всего ожидал увидеть на этой дороге! — архидиакон выразил вслух свои мысли.
Новому собеседнику Льва было столько же лет, сколь и предыдущему, и самому архидиакону — то есть пятьдесят. Проспер Аквитанский — уже тогда считался влиятельным богословом и писателем; он обладал блистательным красноречием и славился высокой нравственностью. Его знали и уважали во всех концах римских владений; достаточно сказать, что, будучи в довольно молодом возрасте, Проспер состоял в переписке с одним из отцов христианской церкви — святым Августином. Такой человек сейчас был как нельзя кстати Льву — и он появился.
— Каким образом, Проспер, ты оказался в Арелате раньше меня? — произнес Лев после нескольких мгновений молчаливого созерцания и приветствий. — Когда мы попрощались в Риме, ведь ты вовсе не собирался в дальнюю дорогу.
— Морской путь занимает гораздо меньше времени. Хотя это путешествие едва не стало для меня последним. Корабли вандалов преследовали судно до самого побережья Галли. — Проспер как человек мудрый избегал долгих разговоров о вещах неприятных и неожиданным образом сменил в рассказе о путешествии черные тона на светлые. — Не устаю поражаться величественным замыслам предков, которые они непременно воплощали в жизнь! От моря до Арелата они прорыли канал, и наш корабль проследовал едва не до парадного входа во дворец префекта. Здесь я убедился, что епископ Рима еще не достиг Арелата и пошел тебе навстречу. — Странник продолжал удивлять Льва, наградив его самым высоким званием в христианском мире.
Вопросительный взгляд священника требовал дальнейших разъяснений.
— Едва ты покинул Рим, как произошло чрезвычайно печальное событие. Почил отец христиан, неустанно несший покой и любовь в наш суетный мир.