В общем, собеседование с пантерами прошло более чем успешно. Инга сощурила глаза, будто пытаясь меня отсканировать, но ничего не сказала. Мы просто молча вышли наружу. То есть внутрь здания. Но клеток было четыре.
– Простите, а кто в четвертой? – Как же глупо, наверное, это прозвучало, я заикалась, будто забыла русскую речь, а во рту жутко пересохло.
– Я читала Ваше резюме. Нас привлек тот факт, что в своей работе Вы не используете жестокость. – Я кивнула в знак согласия. – Так вот, дрессировщица, которая работала до Вас, добротой не отличалась. Она издевалась над животными, пока никто не видел, тем самым погубив нам несколько особей. Ни директор, ни я, ни кто-либо из работников не лезет в работу других, это наше правило. Каждый отвечает за себя и то, что ему поручено. Вы должны принять это к сведению, если планируете здесь задержаться. Так вот, когда мы обнаружили, какими именно методами она дрессирует животных, было уже поздно. В четвёртой клетке находится результат её «стараний».
– Что Вы имеете в виду? – У меня, помню, даже мурашки по телу «табуном» пробежали.
– Посмотрите сами.
– Но я никого здесь не вижу.
– Тем не менее, ОН там. Единственный лев. Несколько лет назад мы поймали его в саванне и привезли сюда. Но он, словно дикий жеребец, естественно, плохо поддавался дрессировке. Как результат – теперь он в жутком состоянии. – Тут даже эта неприступная леди выразила на своём непроницаемом лице сочувствие бедному животному. – Его бы усыпить, чтобы не мучился, но льва не найти среди листвы, он очень искусно прячется, будто понимает, что его ждёт. А любого, кто пытается войти…
Взгляд Инги был весьма красноречив, нетрудно было догадаться о судьбе тех несчастных.
– И много их было?..
– Ни много, ни мало. – отрезала секретарь. – Не знаем, что с ним теперь делать. В своё время он блистал на арене, был гвоздём программы среди дрессированных животных. Мы только на нём делали неплохие деньги. Люди хотели его видеть. Только как он был диким, таким и остался. А однажды на выступлении отказался слушаться, начал рычать и нападать. В итоге с горем пополам мы загнали его обратно в клетку. Хотели, чтобы его осмотрел ветеринар, но лев его к себе не подпустил.
– А можно я попробую к нему войти?
Надо ли мне описывать её взгляд, в котором ясно читалось, насколько она считает меня безумной?
В итоге меня взяли на работу. Правда, прежде дали подписать документ, где говорилось что-то вроде: «если я залезу в клетку к бешеному льву, то это была исключительно моя добрая воля, и за несчастный случай директор ответственности нести не будет».
«Была ни была, стоит попробовать!», решила я сама для себя. Всегда считала себя смелым человеком. Правда, не безрассудной, конечно. А таковой меня немедленно начинали считать все, кто узнавал, что я намерена сделать. Работники цирка все как один, теперь пристально следили за мной, и словно ждали только одного – когда этот лев, наконец, растерзает и меня. Это же был просто вопрос времени, по их мнению. И тогда я либо должна сдаться, либо проверить, насколько я вкусная. Но теперь это было делом принципа и даже было не страшно умереть, хоть я этого делать и не собиралась. Наоборот, был лишь некий азарт проверить, что же всё-таки выйдет в итоге.
И это оказалось совсем нелёгкой задачей. Впрочем, я не рассчитывала на быстрый успех. Оно-то, конечно, и понятно, и объяснимо, тем не менее, процесс затягивался. Даже после нескольких ежедневных походов в клетку, ожидаемого результата тоже не произошло, ни плохого, ни хорошего. Я просто напросто даже не видела льва, как ни старалась. Потом Инга запретила мне ходить к нему в рабочее время, мол, чтобы не претендовала на травму на рабочем месте. Но, надо отдать ей должное, не отобрала ключи и сказала, что во внерабочее время она меня трогать не будет. По-моему, она сама внутренне надеялась, что у меня получится реанимировать этого несчастного зверя. Даже если это было не так, мне нравилось так думать. Потому что это меня обнадёживало и настраивало на успех.