— Тебе стоит приказать, и я буду вести себя так, как тебе будет угодно.
— Брось. Липовый ошейник всегда можно снять. И быть грубым дикарем при этом вовсе не обязательно, — выпалила она.
— Липовый? — как же я сразу не догадался.
— Ох, Керри, спасибо, что не уехали без меня, — в карету вошла Ханна и бросила на нас встревоженный взгляд. — Прости, я вас перебила?
— Ничего важного, — бросила Керри и они начали обсуждать прошлое собрание.
Я же сидел, и в голове все крутилась одна мысль, какой же я дурак. Страшно представить, чего себе она уже успела надумать. Да я наверное для нее сейчас самый ужасный человек. Я ей должен все рассказать. Ох, надеюсь, она меня простит. А если нет, то я буду вымаливать у неё прощение. Даже не знаю, что бы я делал на ее месте, а она терпела.
— Что это за шум? — притихла Ханна и карета резко остановилась.
— Я посмотрю, — ринулась к окну Керри.
— Нет, я сам, — но открывая дверцу, карету резко дернуло и мы снова понеслись вперед, я лишь успел заметить вдалеке мчащихся на нас группу вооруженных людей.
— Это нападение, — я достал из-за пояса нож и девушки испуганно переглянулись. — Сидите молча. Я попробую их задержать.
Крики нападавших приближались к нам и я молился лишь о том, чтоб это были свои, чтоб я смог их уговорить об отступлении. Карету в очередной раз дернуло и мы снова остановились. Что произошло потом я помню плохо. Надо было бежать. Я схватил девушек и хотел дать им возможность спастись. Но как только я вышел из кареты, меня сильно стукнули по голове, я даже не успел понять откуда пришел удар. Все вокруг закружилось, я несколько раз падал, что-то кричал, потом был огонь, дым… меня схватили за шиворот и оттянули от полыхающей кареты.
Темнота еще долго была наполнена шумом и голосами, а потом вдруг стало тихо. Не знаю сколько так продолжалось, но когда это стало пугать, я резко открыл глаза.
— Ен, ты очнулся! Как хорошо, дружище, как ты себя чувствуешь?
— Где я? Алекс, что произошло?
— Ты у отца Орхеса дома. Ты ударился головой во время нашего штурма. Не помнишь?
— Штурма? — я мигом вскочил. — Вы напали на карету. Вы схватили её? Я хочу знать где она?
— Кто? Если ты о Керри Бонстер, то её уже наверное червяки начали жрать и должен сказать, хоть все и вышло немного не по плану, но я все равно доволен результатом.
— О чем ты говоришь? — я встряхнул его за плечи. — Что вы с ней сделали?
— Успокойся, Ен. Я понимаю, тебе было не легко все это время, да и Томас рассказывал, что ошейник как-то странно на тебя влияет, но посмотри, его уже нет.
Я машинально коснулся руками шеи и потер её, вот как не мог это сделать уже три месяца. У меня все похолодело внутри и, сев обратно на кровать, я попросил его:
— Расскажи мне что случилось, пожалуйста.
И Алекс начал с того момента, как они сидели в засаде и знали уже точное время, когда нужная им карета будет проезжать мимо них и улучив наилучшее время, напали на нас. Начался галдеж, кто-то поднес факел к карете, и та мгновенно вспыхнула, одновременно с этим из кареты выпрыгнул я с сестрой Бонстер. Лошади понесли, когда кучер успел их остановить и отвязать, то стало ясно, что вторая Бонстер, побоявшись нас, так и осталась в карете и сгорела живьем.
Алекс еще что-то рассказывал и рассказывал, но я уже не слушал. В ушах начинал усиливаться странный звон, он был все громче и громче.
«Сгорела живьем»
«Сгорела живьем»
«Сгорела живьем»
«Сгорела живьем».
— Стоп, — я закрыл уши руками. — А тело, вы видели тело? Ну, труп её вы видели? Что-то ж должны хоронить, — я подбежал к нему с неизвестно какой надеждой.
— Ну, какой труп после такого, — я замер, но тут он продолжил: — достали ошметки её платья, да обугленные кости, их вчера и похоронили. Ты же почти двое суток в отключке был.
Я больше не в силах это терпеть выбежал с комнаты, из дома.
— Ен, ты куда? — донеслось мне вслед.
Но я бежал и не мог остановиться. Мне казалось, если я это сделаю, то сразу упаду и умру. Не уберег, не защитил. Её больше нет. Почему, как это могло случиться. Только что не с ней. И я уже ничего не могу изменить.
Хоть я и не смотрел куда бежал, но ноги все равно принесли меня к обугленному участку дороги. Именно здесь я оплашал на столько, что я никогда в жизни себе этого не прощу.
— Прости меня, — прошептал я, падая на землю и рыдая от горя. — Прости.
Кто-то, совсем не важно кто, проходил мимо и увидел умирающего от горя мужчину. Потом этот кто-то пытался разнять драку, которую тот мужчина затеял и дрался так, словно молил, чтоб его избили, наказывая за что-то.