«Старый интриган прав, — снова подумала королева. — Но что же мне делать? Если мы немедленно не обеспечим Испанию мексиканским зерном, и не купим спокойствие в стране на золото и серебро из Нового Света, скоро зайдёт речь о целостности самой Испании! Чем нам придётся управлять, если провинции взбунтуются окончательно?»
— Доброе утро, мама.
— Доброе утро, сын мой, — королева любезно, но холодно поприветствовала худого, богато разодетого юношу, пожаловавшего в её кабинет. Карлос Второй, король Испании и обеих Индий. Хилый болезненный мальчик, которого, помнится, доктора едва вытащили с того света, когда он был ещё младенцем. Но этот болезненный мальчик в своё время оградил испанский престол от притязаний австрийской и французской родни, позволив его матери десять лет безраздельно править страной, опасаясь лишь оппозиции грандов. Но сейчас… Сейчас «хилый ребёнок» стал проявлять признаки самостоятельности. Семнадцать лет, уже три года как он считается полноправным королём. Ещё немного — и Карлос сможет править вообще без материнской опеки.
«Как быстро летит время…»
— Сын мой, — королева без особой ласки поцеловала юношу в лоб, — вы сегодня выглядите грустным.
— Я опечален известиями из Галисии, мама, — Карлос отвечал как почтительный сын, и в то же время пытался сохранять достоинство юного монарха — впрочем, приставленные к нему менторы именно так и учили его разговаривать с матерью-регентшей. — Португальцы, да не помилует их Господь, ввели туда свои войска.
— Нам уже сообщили, сын мой, — помрачнела королева: сынок наступил на любимый мозоль. — Сантьяго-де-Компостела… Нет, сын мой, мы никогда не смиримся с подобной утратой. Я уже отдала приказ отправить туда войска. Если брат наш, принц-регент Португалии, желает войны — он её получит.
— Надеюсь, матушка, вы отправили туда войска, которым уплачено жалованье?
— Конечно, сын мой, — королева про себя отметила ещё одну неприятную черту: Карлос, кажется, начал с ней спорить, хотя бы в такой форме. Это пристало королю, но он-то не только король — он её сын! И обязан разговаривать с матерью более почтительно! — Это первое, о чём я позаботилась. И о чём в скором времени предстоит заботиться вам. Полагаться стоит лишь на тех, кто тебе верен.
— Однако, верность, обеспеченная подачками, заканчивается одновременно с деньгами, дорогая матушка, — покривился Карлос. — Эту истину я также постараюсь покрепче запомнить.
— Нам служат не только за деньги, — мать нервно скомкала первую попавшуюся под руки бумагу, коей оказалось письмо дона Антонио Себастьяна де Толедо. — О, как я неловка… — Заметив свою оплошность, королева расправила смятое письмо. — Кстати, сын мой, вот вам пример, подтверждающий мои слова. Дон Антонио, коего мы изволили сместить с поста вице-короля Новой Испании за многочисленные поражения, понесенные от проклятых разбойников, остаётся нашим верным слугой.
— Он уступил ладронам Флориду и Панаму, — неприятно хмыкнул Карлос, демонстрируя матери неплохую осведомлённость в государственных делах. — И после этого вы утверждаете, что он — наш верный слуга?
— Он отстоял Пуэрто-Рико, сын мой. А Флорида и Панама — лишь временные уступки. Рано или поздно ладроны надорвутся, и мы вернём утраченное.
— Я молю о том Господа и Пречистую Деву, мама…
… Что касаемо приготовлений английских каперов в Порт-Ройяле, то и мои люди, и люди сеньоры Эшби пришли к одному выводу: Англия, вышедшая из войны четыре года назад и оставшаяся без территориальных приобретений, отторгнутых от владений Испании, тоже не прочь оторвать себе кусок. Не имея возможности потребовать свою часть как победитель, король Карл наверняка заручился либо прямой поддержкой короля Франции, либо его благожелательным Англии нейтралитетом. Таким образом сбор каперов преследует цель последующего захвата одной из наших колоний. Увы, Ваше Величество, я должен высказать весьма неприятную для меня, испанца и Вашего вернейшего подданного, мысль. Удержать каперов Порт-Ройяла от набега на Ваши владения сможет лишь страх перед силой Сен-Доменга. Возможно, стоит обратиться к сеньоре Эшби и Совету капитанов республики, дабы предотвратить несчастье…
— Это разумно, мама, — согласился юный король, когда мать прочла вслух отрывок письма. — Пусть одни разбойники воюют с другими.
— Дорогой мой, это неприемлемо, — королева холодно взглянула на сына. Сын… Соперник на троне. — Речь идёт о нашей королевской чести.
— Поясните, мама, я не понимаю, — растерялся Карлос.
— Если бы судьба одной из наших колоний зависела от коронованной особы, помазанника Божьего, не было бы никакого урона нашей чести от обращения к нему с подобной просьбой, сын мой, — охотно пояснила матушка. — Однако речь идёт не о коронованной особе. Сеньора Эшби — не просто разбойница. Она выскочка, купеческая дочь, удачно вышедшая замуж за дворянина. Только представьте, ваше величество, вы обращаетесь с некоей просьбой к столь низкорождённой особе!.. Нет, сын мой. Мы можем смириться даже с потерей колонии, но мы никогда не смиримся с потерей чести и достоинства!
— Много ли стоит честь государства, которое растаскивают по кускам? — едко заметил король.
— Сын мой! — Королева выпрямилась, смерив дерзкого отпрыска совсем уже ледяным взглядом. — Подобные слова не делают чести уже вам самому.
— Возможно, — согласился коронованный юноша. — Однако я искренне желаю быть королём Испании и обеих Индий, а не только Кастилии и Арагона.
— Для этого, сын мой, вам следует заниматься хоть чем-нибудь, кроме скучного лежания в постели или созерцания парка за окном, — едко ответила любящая матушка. — Одними разговорами вы ничего не добьётесь.
— Вы как всегда правы, мама, — Карлос едва сдерживал обиду: к сожалению, мать уязвила его в самое больное место. — Постараюсь чем-нибудь заняться, дабы угодить вам.
«Мальчик неглуп, но, возможно, ещё не понял главного недостатка предложения дона Антонио, — королева, нервно развернув веер, несколько раз обмахнулась и с треском закрыла драгоценную игрушку. — Ладронам за противодействие английским каперам придётся что-то дать. Либо деньги, либо земли. Лишних денег у нас нет. А земли мы потеряем хоть от набега англичан, хоть от союза с Сен-Доменгом. Так какой смысл в подобном союзе? От англичан есть шанс отбиться, ладроны же своего точно не упустят…»
Единственное, что действительно сейчас её беспокоило — на какую именно испанскую колонию собрались напасть англичане? Ни испанская, ни сен-доменгская разведки этого не узнали. Хотя, может, и узнали, но сии сведения до Мадрида пока не дошли. Следовало посоветоваться с верными генералами. Можно даже отписать дону Хуану [24], спросить совета у него, как бы это ни было ей неприятно. Они, как люди военные, разбираются в этом лучше неё, пусть выскажут свои предположения.
Королева хлопнула в ладоши. Явилась одна из статс-дам.
— Донья Мария, — надменным тоном проговорила её величество. — Извольте оповестить посла Англии о том, что я желаю его видеть.
«Если удастся предотвратить нападение на нашу колонию, мы сможем направить высвободившиеся войска в Мексику, — думала королева-регентша, разглядывая пышную подпись. — Презренные индейцы склонятся перед силой — мы покажем им свою силу».
… Отправляйтесь в Мехико, дон Антонио. Мы повелеваем Вам принять командование над всеми Нашими войсками в Мексике и силой оружия подавить бунт. Его преосвященство монсеньор архиепископ де Ривера окажет Вам всяческое содействие, как молитвой за Ваш успех, так и разумным советом. Будьте любезны не оставлять его советы без внимания, ибо Мы сами доверяем монсеньору архиепископу…
Дон Антонио не мог знать, о чём говорили коронованные мать и сын перед тем, как был написан ответ на его послание. Но, получив письмо, обо всём догадался. Природная сдержанность, вообще-то мало свойственная испанцам, и солидный возраст не позволили гранду высказать вслух всё, что он думал по этому поводу. Но подумал он о своей королеве весьма …м-м-м …нелестно. С ума сойти! Она сделала его главнокомандующим, но подчинила архиепископу, который своими «разумными советами» и довёл Мексику до бунта! Большей глупости, по мнению дона Антонио, измыслить было невозможно. И всё же это было больше, чем ничего.
24
Дон Хуан — побочный сын Филиппа IV и сводный брат Карлоса Второго. Проявил себя как хороший военачальник и отменный политик. Королева-мать Марианна, однако, терпеть его не могла, и при первой же возможности постаралась услать из Мадрида, назначив генеральным наместником арагонской короны в Сарагосе. Впрочем, после того, как дону Хуану удалось сместить угодное королеве правительство (1669 год) и выдворить из страны её фаворита — австрийского иезуита Нитгарда — это неудивительно.