— Это было в последний раз. Обещаю, что больше не стану плакать.
— Признателен хотя бы во имя спасения моего воротника.
Мариетта глянула на измятое кружево, которое было таким безупречно-чистым и нарядным в предыдущий вечер, и слегка покраснела.
— Это я такое натворила? Не могу вспомнить.
— Не имеет значения, — великодушно произнес Леон, подумав, что если бы лакей, который прислуживал ему в бытность при королевском дворе, был повинен в небрежном обращении с дорогим украшением одежды, то он спустил бы с него шкуру.
— Я могу сделать для вас новый воротник, точно такой же.
— Не такой, — возразил Леон, когда они продолжили путь. — Этот воротник сшит из самого лучшего кружева, какое вяжут в Шантильи.
— Такое кружево, как из Шантильи, может связать кто угодно, — непочтительно заявила Мариетта. — Моя бабушка была родом из Венеции, а венецианки вяжут самое лучшее кружево на свете.
Она изрекла чистую правду, и на Леона ее слова произвели соответствующее впечатление. Кружево, которым были отделаны отвороты его сапожек, обошлось ему чуть ли не в целое состояние. Теперь он по крайней мере мог не беспокоиться о будущем Мариетты. Кружевница всегда заработает себе на пропитание.
— И вы, значит, умеете вязать такое же кружево, какое вяжут в Венеции?
Она ответила со смехом:
— Да. И берегу этот секрет.
— Тогда вам можно не беспокоиться о том, как заработать на жизнь.
— Да уж.
Настроение у Мариетты вдруг упало. В последние десять лет она вела достаточно уединенный образ жизни, но рядом с ней по крайней мере постоянно находилась бабушка. А теперь никого у нее нет и не будет.
Солнце уже припекало, однако Мариетта вздрогнула, словно от холода.
— Неплохо бы поговорить о чем-нибудь, иногда это помогает.
— Да как-то не о чем говорить.
Перебрав в памяти события нескольких последних часов, Леон пришел к выводу, что его спутница скорее всего испытывает чувство унижения.
— Почему мужчины из Эвре утверждают, что вы ведьма? — решился он задать вопрос.
— Потому что они глупцы.
— Тут я не стану с вами спорить, — со смехом согласился он. — Но если вы не ведьма, то кто же вы?
— Мое имя Мариетта Рикарди, и я уже сказала вам, кто я. Я кружевница.
Последние два слова она произнесла с нескрываемой гордостью.
— Тогда что вы делали в Эвре? В этой деревне не занимаются изготовлением кружев.
— Моя бабушка была слишком слабой, чтобы уехать подальше отсюда. — Немного помолчав, Мариетта продолжала: — Когда я была маленькой, мы жили в Венеции, но моя мама была француженкой, и последние десять лет мы провели в Париже.
В эти минуты Мариетта уже не видела перед собой залитую солнечным светом дорогу: перед глазами возник прекрасный город каналов и дворцов, где прошли ее детские годы.
— Когда умерла мама, а потом скончался отец, бабушка захотела вернуться в Венецию. Она заболела, когда мы добрались до Эвре, и нам пришлось там осесть, но нас никто не привечал, мы оставались для всех нежеланными чужеземцами. Умение бабушки лечить больных настоями из трав не помогло нам приобрести друзей, а, напротив, сделало врагами для местных жителей. Они говорили, что бабушка излечивает лихорадку и простуду колдовством. И что ведьмы должны умереть. — Руки Мариетты нервно сжали поводья. — Это была его вина, только его. Пока он не явился, люди благодарили бабушку за помощь. Это он вбил в их тупые головы мысли о колдовстве.
— Он? — спросил заинтригованный Леон. — Кто это?
Мариетта беспомощно пожала плечами:
— Я не знаю. Он пришел поздно вечером, я уже спала. Он хотел получить яд, но бабушка ему отказала. Тогда он сказал, что или она даст ему рецепт, или сгорит на костре. Когда я услышала его угрозы и бабушкин протест, то вскочила с постели и вбежала в комнату, но он уже успел выйти из дома и сесть на коня. Я лишь смогла заметить, что он не простой человек, а знатный, с холеными руками.
Леон вспомнил человека, на одном из пальцев которого сверкал бриллиант величиной с орех. Обладатель этой драгоценности появился верхом на коне в воротах постоялого двора и потребовал, чтобы оседлали свежих лошадей и зажгли побольше факелов.
Нахмурив брови, он обратился к Мариетте с вопросом:
— С какой стати мужчина знатного происхождения ворвался в дом к ни в чем не повинной старой женщине с целью получить от нее яд либо рецепт его приготовления? Раздобыть яд достаточно легко и без таких крайностей.
— Моя бабушка была итальянкой, — коротко ответила Мариетта.
Ей и не стоило особо распространяться. Ведь именно итальянцы превратили преступное отравление в особое искусство. Екатерина Медичи прихватила с собой это зло, когда прибыла во Францию в качестве новобрачной Генриха II, а Мария Медичи, вступив в брак с Генрихом IV, продолжала его распространять. Все Борджиа и все Медичи были отравителями, и все они были итальянцами.