Возбужденно перешептываясь, служанки поспешили к лестнице, вне всякого сомнения для того, чтобы сообщить о ее присутствии владельцу поместья. Через открытую настежь дверь, за которой скрылись Леон и его отец, Мариетта мельком увидела гобелены в темно-красных и синих тонах, в глаза ей бросился и блеск серебра на полках деревянного буфета. Над головой у нее сияла ярким светом огромная люстра, так что она не могла хоть как-то замаскировать свое непрезентабельное обличье, укрывшись в тени. До нее донесся голос, который приветствовал Леона, голос мягкий и полный любви. Очевидно, это мать Леона, но, может, Элиза тоже там?
Мариеттой завладела паника. В любую минуту она может сделаться предметом глумления. Леон не имел права привозить ее в это изысканное место, ни о чем не предупредив заранее. Если его отец находится на службе у герцога, то Леон по меньшей мере мог бы сообщить ей об этом или предоставить ей свой плащ, как уже делал раньше.
Молодой человек в кожаном камзоле и со взъерошенными волосами вошел в холл и уставился на нее оценивающим взглядом. Хватит с нее, она ждала достаточно долго. Леон от нее отрекся, а она проявила величайшую глупость, явившись туда, где никто ее не желал видеть.
Острая боль терзала ей сердце, когда Мариетта выбежала в темноту. Конюхи уже увели Сарацина, и перед ней открылась знакомая длинная аллея. Деревья шелестели листвой от порывов ночного ветра. Призвав на помощь всю свою храбрость, Мариетта перешла через подъемный мост и скрылась в полной темноте. Позади себя она услышала крики: мужской голос призывал ее остановиться. Она была измучена до полного изнеможения. Она словно бы вернулась в лес возле Эвре и бежала, спасая жизнь от обезумевших охотников за ведьмами. Сердце у нее колотилось как бешеное, деревья бросали уродливые тени поперек дороги, она металась из стороны в сторону и спотыкалась.
— Мариетта! Мариетта!
У нее звенело в ушах.
«Мариетта! Мариетта Рикарди! Ведьма! Ведьма!»
Он был уже совсем рядом, всего в нескольких дюймах. Она словно вдруг снова увидела языки пламени, взметнувшиеся к небу, и в эту секунду Леон схватил ее за руку. Мариетта дико вскрикнула от страха, потеряла сознание и без чувств упала ему под ноги.
Леон поднял ее и отнес во двор — в свет и тепло.
— Бедная девочка, — произнесла мать Леона, глядя, как он несет ее через комнату к лестнице. — Она, должно быть, испугалась до смерти, оттого и убежала.
— Она кричала точь-в-точь как кролик Жака, когда его схватила лиса, — сказала Селеста, с любопытством уставившись на бесчувственную Мариетту.
— Она вовсе не кролик, — заявил Леон резким тоном. — Она намного храбрее тебя.
Селеста просто онемела от такого афронта, а Леон понес Мариетту вверх по лестнице.
— Сбегай за Матильдой, — велела Селесте его мать. — Не станет же Леон сам раздевать девушку и надевать на нее сорочку.
Арман Бриссак, стоя у двери, чуть заметно усмехнулся: его хозяйка явно не желала, чтобы у ее сына была репутация бабника. Он же ради Леона надеялся, что Матильда не слишком поспешит выполнить приказание: раздевать такую рыжую потаскушку — занятие завидное.
Арман отправился в конюшню, улыбаясь уже во весь рот.
Что касается Леона, то он уложил Мариетту на огромную кровать на четырех столбах и задумчиво посмотрел на нее. Мариетта не подавала никаких признаков, что приходит в сознание. Он налил в стакан воды из кувшина, что стоял на столике возле кровати, осторожно приподнял голову Мариетты и поднес стакан к ее губам.
Мать вошла в спальню вместе с Матильдой и широко раскрыла глаза от удивления. Нежность отнюдь не входила в число добродетелей, присущих ее сыну, однако иного слова нельзя было употребить для того выражения лица, с каким он взирал на растрепанную девушку на постели.
Леон не слишком охотно предоставил Мариетту заботам Матильды, но его мать определенно ждала, чтобы он удалился, и только после этого позволила Матильде снять с Мариетты грязные тряпки, которые служили ей одеждой. Она ничуть не сомневалась, что Леон мог с успехом справиться с таким делом, однако он теперь в Шатонне, а не при беспутном дворе короля.
Мариетта открыла глаза и уставилась в пустоту. Она очнулась в тот момент, когда с нее сняли изорванное платье и надели чистую ночную сорочку.
Мариетта невнятно запротестовала, но чей-то ласковый, спокойный голос тотчас проговорил:
— Успокойтесь, дорогая. Вам нечего бояться. Выпейте глоточек чаю с вербеной и усните, а утром проснетесь веселой, как жаворонок.