Выбрать главу

Анри выбежал во двор.

— Куда, черт побери, он мог увезти ее? — спросил герцог. — В Монпелье? В Тулузу?

— Нет. — Леон осадил коня, сдерживая нетерпение как можно скорее приступить к действию. — Думаю, это не Монпелье и не Тулуза, не тот город, куда я мог бы легко добраться. Париж? Нет, потому что Мариетта могла бы огласить свои обвинения против Монтеспан. Но куда? Куда, помилуй Бог, он мог ее увезти? Где он может ее судить и сжечь как ведьму без всяких хлопот?

— Ты видела кого-нибудь, кто уезжал от мадам Сент-Бев? — обратился Анри с вопросом к девочке-гусятнице.

Худенькие плечики приподнялись под дырявым платьишком.

— Только госпожу, которая ухаживала за мадам, и знатного господина вроде вас. Больше никого.

— А в какую сторону они поехали? — спросил Анри, жестом давая понять Леону, чтобы тот молчал. Одно слово, сказанное им, могло напугать ребенка и сбить с толку, и тогда у них не будет вообще никаких сведений.

Девочка услужливо показала, в какую сторону, и Леон с Анри отъехали, недовольные друг другом, и только Рафаэль задержался и тоже задал вопрос:

— А ты ничего не подслушала? О чем они говорили?

Он показал девчушке золотую монету. Черные глазки малышки алчно сверкнули, и гусятница протянула руку вверх ладошкой.

— Госпожа спросила, поедут ли они в Эвре.

Рафаэль бросил ей монету и поскакал галопом вдогонку за отцом и Леоном, которые уже успели отъехать на порядочное расстояние.

— Эвре! — выкрикнул он во весь голос. — Мариетта спрашивала, едут ли они в место под названием Эвре.

Леон ощутил прилив уверенности. Эвре! Какой же он дурак, что сам до этого не додумался!

— А как насчет свежих лошадей и провизии? — поинтересовался герцог.

— Мы купим лошадей, когда они нам понадобятся, а поесть сможем и в седле. И призовем каждого дееспособного мужчину между этими местами и Тулузой последовать за нами.

— Клянусь мессой, это потруднее ухаживанья, — сказал Рафаэль, подъехав к Леону и вытирая вспотевшее лицо.

Леон ему не ответил. У него не было сил вести пустые разговоры. Он думал только о том, как догнать щеголеватого Мориса и его пленницу, но пока что им это не удавалось. Казалось, они двигались к Эвре с той же скоростью, как они с Мариеттой удирали оттуда. И в ту же минуту, как они туда доберутся, будут приготовлены дрова для погребального костра Мариетты — если это уже не сделано заранее.

Леон нахлестывал и нахлестывал своего коня в отчаянной жажде заметить издали золотисто-рыжие волосы Мариетты, но дорога впереди неизменно оставалась пустынной, и страх его возрастал с каждой минутой.

— Дайте людям пива! — раздался громогласный приказ, когда Мариетту стащили с ее кобылы и едва не затоптали разбушевавшиеся мужчины.

Туго затянутый на запястьях ремень причинял Мариетте ужасную боль, когда ее стащили с лошади. Злорадствующие крестьяне сторонились, уступая Морису дорогу, пока он шел к заросшей травой тропе, которая вела на холм.

— Как насчет суда? Инквизитор ее дожидается.

— Тогда ему придется подождать, — мрачно ответил Морис. Для судебного процесса не было времени: чем скорее он выполнит свою миссию и уедет в Париж, тем лучше. — Костер готов?

— Уж несколько недель, как готов. Ни одного дождя не выпало, так что огонь будет что надо!

Дважды Мариетта оступалась и падала на землю, и каждый раз ее грубо поднимали на ноги. У нее были причины благодарить Мориса за его бессердечное отношение к ней во время их пути: продолжительное отсутствие пищи и воды сделали ее почти бесчувственной. Лица окружающих людей расплывались перед глазами, а какофония выкриков не доходила до слуха.

Столб был глубоко врыт в землю, вокруг него навалены кучи хвороста. Ноги и особенно ступни Мариетты покрылись царапинами и кровоточили, пока Морис при помощи добровольцев втаскивал ее на самый верх кучи хвороста. Свободным концом ремня он привязал ее к столбу. Море лиц разомкнулось, когда инквизитор направлялся к ней, а его черный плащ развевался от вечернего ветра, словно крылья гигантской хищной птицы. Солнце быстро садилось, опускаясь за горизонт в ореоле кроваво-красной дымки.

— Поставьте ведьмину метку! Ведьмину метку!

Быстро один за другим начали вспыхивать факелы, переходя из рук в руки, чтобы все желающие могли насладиться зрелищем. Морис отрицательно покачал головой и обратился к инквизитору:

— Нет времени ни на что, кроме сожжения.

Инквизитор не задавал вопросов. Он знал, кем послан Морис, или воображал, что знает, ибо поддельное письмо от властей, которое Монтеспан вручила своему посланцу, было заверено печатью самого короля.