Из темноты к говорящим придвинулся приземистый пожилой человек в огромной пестрой чалме, с торбой за плечом и дхоляком-барабаном у пояса.
— Э, джаван![27] — нараспев сказал он. — Следует ли поминать поганое имя Мухаммада Али вместе с именем Аллаха? Наваб для Декана хуже, чем болезнь для человека. Не видать навабу райских садов после смерти. Фереште — небесные ангелы не будут о нем плакать и вытирать слезы белыми рукавами. Сам шайтан запряжет наваба в арбу и будет на нем кататься по аду за все его прегрешения...
Кругом засмеялись. Было видно, что многие знают этого седоволосого человека с опаленным солнцем морщинистым лицом.
— Бхат![28] — улыбнулся старший из соваров. — Ты ли это? Может, опять надумал служить Хайдару Али? Помню — весело было ходить в бой под твои песни. И сам ты, видит Аллах, был неплохим воином.
— Нет, Хамид-сааб! — замотал головой бхат. — Стар я уже. Живу тем, что рассказываю молодым о былых подвигах, о славе предков... Куда уж мне теперь...
— Так ведь и это немало. Откуда ты?
— От сестры. Умерла, бедная — как убили ее мужа, десятника Хайдара Али.
— Стало быть, один ты теперь, как перст.
— Э нет! Есть у меня еще одна сестра в Шрирангапаттинаме. А потом, гляди-ка! — и бхат подтолкнул к столу мальчика лет десяти, в широкой красной рубахе. — Вот прихватил с собой сироту-племянника. Хочет служить Хайдару Али. Хайдар Али знает куда идти, а следовать за тем, кто знает дорогу, — все равно, что есть сладкий сахар. Верно, Хасан?
— Верно, дядя, — застенчиво, глядя в сторону, отвечал Хасан.
Кругом раздались одобрительные возгласы, и множество рук принялось ласково хлопать по плечам и спине Хасана, который переминался с ноги на ногу, смущенный общим вниманием.
— Молодец, Хасан!
— Из твоего Хасана выйдет славный совар, бхат!
Бхат сказал, улыбаясь:
— Отец Хасана был славным десятником. Не отстанет от него и Хасан. Взять хотя бы Типу — в чем он отстал от Хайдара Али? Да ни в чем!
Разговор пошел о Типу — наследнике Хайдара Али.
— Типу — храбрец!
— Кто о нем не слыхал в Декане!
Бхат, лихо подкрутив усы, вступил в разговор и мигом завладел общим вниманием.
— Я вижу — тут все больше зеленая молодежь. Откуда вам знать о Типу? А я видел его в бою, и в походе, и на отдыхе. Жаль, дела у меня, а то бы рассказал вам об одной охоте Типу...
— Что ты, бхат! — взмолился Садык. — Какие могут быть дела ночью? Рассказывай свою историю!
— Ну ладно, так и быть, — сдался бхат. — Случилось это, братья, лет десять назад, когда Типу только что встретил свою двадцатую весну. Отправился он с одним франком[29] охотиться на тигров. Франк был отважным человеком, а смутился душой, когда раненый тигр с ревом выскочил из-за деревьев. Франк было прицелился, но Типу вырвал у него мушкет и закинул в кусты. Глаза у Типу горели не хуже, чем у самого тигра, который бежал прямо на них. «В сабли его!» — крикнул он. И оба храбреца кинулись навстречу могучему зверю и изрубили его в куски. Вот каков Типу!
Громкие возгласы заглушили слова рассказчика:
— Храбрец!
— За таким — в огонь и в воду!
— Недаром прозвал его народ Львом Майсура!
Бхат заложил за щеку большую порцию бетеля.
— А храбрецом Типу прослыл еще в ту пору, когда был мальчиком с блестящими от любопытства глазами, — продолжал он. — Однажды Хайдар Али, да славится его имя, взял Типу с собой на Малабар. Звезда Хайдара Али тогда восходила в зенит. Он завоевывал Малабар и жестоко бился с тамошними раджами и махараджами. В самый разгар той войны майсурцы напали на Балам[30]. Махараджа Балама был разбит, но сдаться отказался. И кто знает, чем бы кончилось дело, не вмешайся Типу. В свои пятнадцать лет он проявил военную мудрость и отвагу, присущие только поседевшим в битвах полководцам. Узнав от джасусов, где укрылся с семьей и казной махараджа, Типу с тремя тысячами сипаев прошел сквозь дремучие леса и болота в горы к его тайному убежищу. Многие из слуг махараджи полегли в битве, остальные сдались. Махараджа пал духом и сложил оружие. Следом за ним сдались и остальные вожди Малабара.
Воины вокруг столов не дыша слушали рассказ бхата, представляя себе, как Типу штурмует горное гнездо владыки Балама.
— Когда Хайдар Али узнал о подвиге сына, радости его не было конца, — заканчивал свой рассказ бхат. — Он встретил юного героя с великими почестями и назначил его начальником над двумя сотнями всадников своей личной гвардии...
— Прости, бхат-сахиб, — несмело сказал один совар, такой молодой, что через его редкую бородку просвечивала нежная смуглая кожа. — Правда ли, что Типу еще и ученый человек?